Рука Сфинкса - [52]

– Я спросил его, не скучает ли он по старым добрым временам, когда мы впервые прибыли сюда. Видели бы вы Зоопарк в те дни… Здесь жили пауки. Паутина была невероятной. Мы как будто продирались сквозь матрас. – Он покачал головой, нахмурив красивый лоб. Коро взялся за другой ботинок. Шуршание щетки аккомпанировало приятному голосу Марата. – Когда берешься за что-то новое, всегда наступает минута, в которую все кажется зыбким и хрупким. В нашем случае это длилось годы. По нам сейчас этого не заметно, однако мы были очень близки к вымиранию.

– Вас, конечно, много, – сказал Сенлин и съел еще одну галету.

Они были довольно хороши, пусть даже весь секрет заключался в соусе под названием «голод».

– О да. Верно. И мы по-прежнему отказываем тысячам каждый месяц. Черная тропа никогда не пустеет.

– Черная тропа?

– Так мы называем туннели, в которых нас держали в заточении. Черная тропа змеится миля за милей внутри стен Башни. Уверен, архитекторы считали себя очень умными, выбирая для нее такой постепенный наклон, но она кажется бесконечной, когда ты внутри. И мрачной. Я видел стариков с разрушенными легкими, несущих открытые ведра вонючей смолы. Я видел девушку, которая тащила мешок с порохом, и он взорвался от искры с ее налобного фонаря. Я видел людей, раздавленных упавшими каменными плитами. О, участь прислужников огромной каменюки отнюдь не легка!

Марат отвлекся и что-то сказал Коро; к чему бы ни относились его слова, ход ужасно опечалился.

– Они умирают, капитан Мадд. Они умирают толпами от истощения, травм, болезней, жажды… – Разговоры об этих несправедливостях испортили настроение хозяина. Мгновение назад он наслаждался чаем. Теперь его как будто смущала даже эта скромная роскошь. Он отодвинул чашку в сторону.

Сенлин вспомнил о своем друге Тарру, которого вырвали из шезлонга рядом с блистающим водоемом и бросили на Черную тропу после короткого и кровавого посвящения в ходы. Возможно, раны Тарру не исцелились и он уже мертв. И возможно, смерть предпочтительнее, чем описанная Маратом альтернатива.

– У нас нет ресурсов, чтобы освободить всех. Мы спасаем самых слабых, самых хрупких. Остальным мы внушаем надежду, что однажды и они станут свободны.

Хотя Сенлин изо всех сил старался быть любезным, этим словам он ничуточки не поверил. Ходы-дозорные и рабочие Зоопарка выглядели, как правило, полными сил и энергии. Здесь был не полевой госпиталь.

– Вы их даже чаем не угощаете? – спросила Эдит, демонстрируя собственные сомнения.

– Возможно, вас сбивает с толку понятие гостеприимства. Эти маленькие ритуалы служения позволяют нам продемонстрировать уважение и восхищение друг другом и своими гостями, – сказал Марат с легкой обидой.

Сенлину показалось, что во взгляде хозяина мелькнул тщательно скрытый гнев.

Сенлин был обескуражен мрачным повествованием Марата о Черной тропе, но все еще не хотел отказываться от этой идеи. Пелфия – прямо под ногами, и он уверился, что трудный, но короткий поход через стены им по силам. План по-прежнему был жизнеспособным, но только если они в достаточной степени понравятся Марату, чтобы тот показал им тропу. А эта перспектива делалась все более далекой с каждым разом, когда Эдит открывала рот.

Он сменил тему:

– Я встречал немало нового за время странствий, но, должен признать, новый язык – это нечто совершенно необычное. Я о таком раньше никогда не слышал. Позвольте спросить, кто автор этого любопытного наречия?

Марат поймал наживку и немного расслабился:

– Не думаю, что кто-то посмеет назваться таковым.

– Вы хотите сказать, язык возник сам по себе?

– Он развивался на протяжении многих лет. Ходы обнаружили, что можно говорить более открыто, если работорговцы и констебли ничего не понимают. Думаю, все началось с нескольких кодовых фраз, которыми обменивались друзья, а потом разрослось. «Любопытное наречие», как вы его назвали, создало нам репутацию безумцев, но признайте: это элегантное решение.

– Как вы его называете?

– Ходский. Власть имущие зовут его чумой Башни. Что ж, тем лучше.

– Вы мистик, – сказала Эдит обвиняющим тоном. Сенлин прищурился, пытаясь отговорить ее от дальнейших речей, но ничего не вышло. Она была полна решимости высказаться и не обращала внимания на его сигналы. – По-вашему, Башня виновата во всех ваших бедах и во всей несправедливости в мире.

На этот раз ее откровенность не прогнала улыбку Марата, хоть та и дрогнула, словно пламя свечи от сквозняка.

– Башня – это соломинка, через которую из Земли сосут кровь. Но кто же к ней припал? Все эти счастливые души, сидящие в облаках, – Сфинкс и иже с ним. Я понимаю, вы обязаны защищать Башню, пусть она и забрала вашу руку. Вы друг Сфинкса.

– Я бы не назвала его другом.

– Потому что у него нет друзей, не так ли? У него есть враги и машины. Всех, кого повстречает, он превращает либо в первое, либо во второе, – заявил Марат, потирая ручки инвалидного кресла. – Эдит Уинтерс, я уверен, что вам нравится думать, будто вы живете самостоятельной жизнью, полной возможностей и идей. Но мы оба знаем: не вы руководите этой ужасной машиной, что висит на вашем плече. Это она руководит вами.