Руда - [114]

— Слюды не нашел. Зато могу сказать, что и никто здесь слюды не найдет — это раз. А второе: будет слюда для Верхотурья из другого места.

— Значит, будет тебе сегодня же механика. Я книжку Адодурова раздобыл и привез. А как с медной рудой?

Егор отказался отвечать на остальные вопросы, — сказал, что всё расскажет по порядку.

— Мы сейчас, горный совет откроем, — важно заявил он. — Андрей Трифоныч председателем сядет, как первейший на Урале горщик. А я отчет буду давать.

Единственный раз в жизни Егору привелось быть на горном совете в Главном заводов правлении, — это еще при Татищеве, вскоре после того, как ученика рудознатного дела Егора Сунгурова зачислили в штат. И вот сейчас он подумал, что его доклад, пожалуй, со вниманием выслушали бы и на горном совете и даже в столичной берг-коллегии… Однако честолюбия у Егора не было. Он тут же оставил гордые мысли и лукаво улыбался другому: был у него тайный замысел… так, баловство одно.

Открыть «горный совет» немедленно, однако, не пришлось: Походяшину надо было рассчитаться с манси, которые торопились на оленье пастбище, да и голодны все были с дороги, — стали варить обед.

Егор успел перелистать Походяшинский подарок: небольшую книжку в серой коже под названием «Краткое руководство к познанию простых и сложных машин, сочинение для употребления российского юношества». Напечатана книжка в 1738 году в типографии Академии наук в Санкт-Петербурге.

После обеда Егор разложил на столе в избе свои каменные сборы и ландкарту здешних мест, старательно им вычерченную.

— Ты сюда сядь, Максим Михайлович! — рассаживал Егор друзей. — А ты, Андрей Трифоныч, вот сюда, да пока помалкивай, — чуешь?

Минералы переходили из рук Походяшина в руки Дробинина, людей понимающих, строгих в оценках. Егор в душе побаивался их суда. Среди камней не было таких ярких цветом и красивых видом образцов, из каких Егор когда-то составлял в Екатеринбурге коллекцию для столицы, зато тут были такие редкостные и такие разнообразные руды, что, перебрав камни, оба знатока только диву дались. Северный край обещал еще больше рудных богатств, чем их было раскопано на притоках Камы и Исети. Многие минералы и горные породы были новинкой не только для Походяшина, но и для Дробинина.

— Не зря, значит, я лето провел? — скромно спрашивал Егор.

— Ну, ну, на похвалу не напрашивайся, — не красная девица! — Походяшин лучился радостной улыбкой. — За одно лето столько набрать… изрядно, изрядно!.. Вогулы много приносили камней?

— Что-то не поладилось у меня с вогулами: ни один с камнями не приходил.

— Это ты зря, миленький. Всё своим горбом, значит? Надо, надо их приучать к горному делу. Кроме ясашных, другого населения здесь и нету. Большую могут пользу принести… Ну, кончился твой сундук? Все минералы показал?

— Почти что все. Один еще остался, — как можно небрежнее сказал Егор. — Протяни руку, Максим Михайлович, достань с полочки мешочек, вот, над твоей головой.

Походяшин, привстав, взялся одной рукой за кожаный мешочек — и не мог поднять.

— Приколоченный он, что ли?

Егор молчал. Походяшин встал, повернулся к стене и двумя руками снял мешочек.

— Что такое?

Тяжело стукнул мешочек на середину стола и стал распутывать завязки трясущимися руками. Дробинин и Кузя, удивленные, придвинулись поближе.

Золотая струя пролилась на доску стола. Ни с чем не сравнимый жирно-желтый блеск драгоценного металла говорил сам за себя. Даже Кузя понял, что это золото. Походяшин в упоении запустил десять пальцев в золотой песок и молча пересыпал тяжелые зерна. Дробинин смотрел на кучу самородков мрачно, с почти суеверным страхом.

— Так это правда, — заговорил Походяшин, — бывает песошное золото! Не зря о том в книгах писали… Да ты понимаешь ли, Егор, что ты нашел?!

— Ровно бы не медные опилки. — Давняя обида, оказывается, всё еще жила где-то в тайнике души Егора, и теперь он излечивался от нее, наслаждаясь признанием близких людей. — Не первый раз оно мне попалось…

— Понял, — перебил Походяшин. — В Петербург это ты ходил, по Кузиному пашпорту, так?

— Ну да.

— Ладно, это потом… Скажи, долго ли ты собирал этот мешочек?

— Недолго. С одного ведь места намыто. Искать его долго, а подвернулся такой карман… как нарочно насыпано.

— Как это с одного места? — спросил Дробинин. — С одного ложка, что ли?

— Да нет, с одного шурфа! Вбок дал рассечку, сколько без крепи можно было пройти, — вот и вся выработка. Всё золото оттуда.

— Далеко этот шурф? — живо спросил Походяшин.

— Версты две, что ли, до Сватьи, так, Кузя? А то и двух не будет.

— Так пойдем посмотрим, как оно в натуре находится. — Походяшин поднялся из-за стола и взялся за шапку.

— Ну, что ж, помоем! — с готовностью вскочил Егор. — Там у меня порядочно осталось немытого песка. А потом по Сватье поднимемся, — на Колонгу оттуда есть пологий перевал. Я и железную руду колонгскую сегодня же вам в натуре покажу.

— Да ты что — блаженный?

Удивление, недоверие и насмешка выразились сразу в этом восклицании Походяшина. Егору еще не приходилось видать Максима Михайловича в таком возбуждении. Волосы реденьким пухом стояли над его широким лбом, косо прорезанные глаза сделались большими и блестящими, желтый клин бородки загибался дугой вперед.