Ручьи весенние - [81]

— Маша бригадир опытный и много за других делает, а вот на пересменках бывает редко. Помощницей у нее Матрена Кошколазко. Ее мы еще ни разу здесь не видели. Разве это порядок? Надо бывать на пересменках. Как раз тут и необходима помощь бригадира и ее помощника Акулине тоже нужна помощь…

Маша покраснела.

— Характер-то у девахи: даже бровью не повела! — услышала Вера восхищенный голос старика горючевоза. Он кивал в сторону Маши.

Взыскательный председатель колхоза Лойко не критиковал бригаду, а только поблагодарил:

— Спасибо вам, девушки, за старание! Много я знал трактористов, а такого усердия не встречал. Одно слово — москвичи!

Маша закрыла летучку, и сменщицы бегом кинулись к своим машинам.

Звенящую тишину разбудил треск моторов, черноту ночи прорезали лучи фар. Тракторы двинулись в наступление на целину. Ни машин, ни прицепленных к ним агрегатов не видать, по полю движутся только зыбкие, качающиеся пучки света.

Утром следующего дня все девушки, кроме Акулины Губанюк, перевыполнили нормы выработки. Губанюк пришла к Маше и сказала:

— Откомандировывай меня в эмтээс: не ко двору я здесь.

…Затяжной мелкий дождь перешел в ливень, а резкий северный ветер — в ураган. Поля обратились в лужи грязи. Сеять стало нельзя. Остановились бензовозы и ремонтные «летучки». Многие трактористы и прицепщики, побросав машины, разъехались по деревням или отсиживались в вагончиках, в полевых станах. Только в бригаде комсомолки Филяновой работа не прерывалась.

Посоветовавшись с агрономом и председателем колхоза, Маша перебросила все тракторы с сева на пахоту залежи.

«Невзирая ни на какую погоду — не ослаблять темпов, не снижать качества работы!» — крупным шрифтом написала Вера Стругова в «Новостях бригады».

От холода и ливня немели руки. Дождь пробивал даже брезентовые плащи. Поэтому очередной номер «Новостей бригады» Вера решила сделать «горячим». По ее просьбе Маруся Ровных сочинила стихи:

На полях и грязь и холод — слякоть, запустение.

А девчонки-комсомолки пашут в удивление.

Нам и в ливень и в пургу грезятся сады в цвету.

Верим, верим: зацветут, их создаст наш славный труд!..

Стихи не очень складные, но всем девчатам понравились. Сидя под дождем на тракторах и прицепах, они тихонько распевали их, каждая на свой мотив.

Казалось, небо упало на землю: горизонт сузился, не видно было и половины загонки. Все застелила сплошная серая стена ливня. А в шумах ветра от залежной гривы к палатке долетал рокот работающих моторов.

— Не успею! Ой, не успею! — волновалась Катя Половикова, мечась по тесному помещению полевой кухни.

Повариха накинула фуфайку и выскочила за дровами. Порывом ветра девушку с такой силой бросило в сторону, что она упала в грязь. «Держись, Катька, держись!» — уговаривала она себя. Пока донесла охапку дров до кухни, насквозь промокла и продрогла так, что не сгибались руки, — не могла раскрыть коробок спичек.

В окно хлестала мутная волна ливня. За стеной выло, ревело, грохотало. «Должно быть, сорвало лист жести с крыши?» Казалось, полевую кухню с жалкой прожженной трубенкой, с камельком и вмазанным в него котлом вот-вот опрокинет, как утлое суденышко в разбушевавшемся море.

«Катька, а ведь так тебе не разжечь! — с отчаянием сказала повариха. — Придется рубить какой-нибудь старый ящик, хоть и запретила это бригадирша».

Изо всех сил Катя плечом нажала на припертую ветром дверь и снова чуть не шлепнулась в грязь. Раздробив ящик, Катя все-таки затопила печь, и, когда загудело в трубе, на кухне потеплело. Сырые дрова шипели, сочились желтой пузыристой влагой, но все же не переставали гореть.

Вскоре вода в котле закружилась, запенилась, закипела. От котла потянуло вкусным, сдобренным луком и салом пшенным кулешом.

Но если трудно было в такую погоду сварить обед, то еще труднее доставить его трактористкам и прицепщицам в поле, за два километра. В одной руке повариха держала на весу обвязанное скатертью ведро с горячим пшенным кулешом, другой рукой управляла ленивой, ошеломленной секущим дождем клячей. Не раз в дороге Катя плакала, но этого никто не видел, а сама она никому не жаловалась. И если иной раз повариху выдавали заплаканные, красные глаза, то у кого же они не слезились в такой ветер?

Очень счастлива была Катя, когда смотрела, как ее подруги, забравшись в кабину, с аппетитом ели душистый кулеш со свиным салом и пережаренным луком.

— Я б-бы тте-е-бе, Кка-атя, Зо-ло-тую Ззвезду Гге-роя повесила, — стуча зубами о ложку и едва шевеля синими дрожащими губами, шутливо проговорила маленькая прицепщица Груня Воронина. — С каждой ложкой чувствую, как оттаиваю…

Катя подняла глаза на промокшую Груню и, слабо улыбаясь, ответила:

— За кулеш, Грунюшка, Героя не дают… А вот уж если кому и вешать звезды, так это прицепщицам. Трактористке что, она в кабине, а вот прицепщица — это да!

Посиди-ка день-деньской под проливным дождем на таком буяне, покрутись, как сорока на колу! — Катя зябко передернула худенькими плечиками. — Давайте, девушки, подолью горяченького…

— Кулеш был, Катюша, министерский! — сказала Груня, хозяйственно завертывая в бумагу ложку и засовывая ее за голенище.