Ручьём серебряным к Байкалу - [52]

Грохот оборвался, и заиграла тихая мелодия. Образовались пары. Что такое: Мария осталась одна, её никто не выбрал. Ужас! На её первом балу её посмели не выбрать! Лев – только к ней, как внезапно – она метнулась к свободному парню. Увидел, ощущая, что стало тяжело дышать: парень недурен собой, высок, светлокудр. Однако – развязен, неопрятен, в каких-то раздутых обвислых джинсах с лохматинками, с серьгой в ухе, и губы, полные, яркие, брезгливо кривит. Не презирает ли не только эту нечаянную, дерзко налетевшую на него неоперившуюся партнёршу в отстойном прикиде, но и весь зал? «Может, и я выгляжу со стороны таким же придурком?» – хотелось Льву вывести себя на лёгкую иронию, на шутливый тон.

Но – душа его тотчас содрогнулась, как оборвалась с высоты:

– Что, что она там начала выделывать?!

Он механически раздвинул руками толпу, без особого усилия, казалось, поплыл по воздуху. Перед ним покорно расступались, возможно, устрашаясь его окостеневшего натянутого лица, подозревая, что он пьян и может быть буен. Остановился невдалеке от Марии. Она танцевала ужасно, безобразно, омерзительно – обвисла на плечах парня и, приосев, выпятилась назад низом спины. Таким манером, знал Лев, теперь модно танцевать девушкам в паре, явно выказывая перед парнем свою, по всей видимости, полную и безоговорочную, доступность. Она даже подзакрывала и подзакатывала глаза, наверняка обнаруживая, что ей очень, очень приятно, что она – кайфует. Лев выхватил взглядом её глаза. Она – подмигнула ему. Его передёрнуло. Но, может быть, она вовсе и не подмигивала, а ему, охваченному огнём негодования, уже мерещилось невесть что. Шелестел пересохшими до корковатости губами:

– Дура! Пошлячка! Так вот ты куда опускаешься, и, вижу, с радостью!

И Льву ясно, что такое неожиданное и омерзительное поведение Марии – уже не просто бунт, а бунт её плоти.

Он не узнал её глаз: они какие-то чужие, не ей принадлежат. Раньше – милые, трогательные, наивно-голубенькие, дымчато-расплывчатые, мечтательные, прекрасные отцовские глаза, с нередкой недетской строгостью и зоркостью во взоре, но что же сейчас он увидел? Ему причудилось, что глаз вроде бы как даже и нет совсем: этот изумительный дымок мечтательности и юношеской наивности в считанные минуты улетучился бесследно, и глаза стали – пустыми, омертвелыми.

Льву сделалось чудовищно страшно и так же чудовищно одиноко, он почувствовал себя слабым, немощным, никчемным. Видимо, снова возобладать ознобу в душе. Жуткая каменная тоскливость стала давить сердце, быть может, норовя непременно расплющить его, растереть, уничтожить. Нравственно обессиленный и потрясённый, он – окаменелая туча среди всеобщей радости и торжества. Он одиноко и сутуло стоит с опущенной головой, пары натыкаются на него. Он понимает: Мария, как и все нормальные люди, празднует наступление Нового года, беззаветно, очертело, на полную катушку празднует. Она неимоверно рада тому, чему рады все в этом прекрасном большом зале: рада всеобщему веселью, лицам, ёлке, мишуре, музыке, парню, к тому же почти своему парню. Она восхищена этим великолепным многообразием и многоцветием потока жизни. К тому же она впервые танцует с парнем, с настоящим парнем, а не с каким-то там мальчиком, пацаном на школьной танцульке под присмотром шипящих по делу и без дела наставниц и глазастой директрисы, по прозвищу очковая змея.

Внезапно Лев увидел, как ладонь парня бесцеремонно скользнула по спине Марии вниз, а она вроде бы задрожала телом. В одно мгновение Лев переменился – в нём вспыхнул и разорвался свет молнии, и ему стало предельно понятно, что нужно делать. Нужно спасать Марию! Немедленно!

Он подошёл к ней решительным шагом. Она через плечо парня с робкой улыбчивостью посмотрела на него, подняла глаза на парня. Тот стоял спиной ко Льву и, видимо, не мог, или не хотел, понять беспокойства своей партнёрши. Лев крепко взял её за руку, которая лежала на плече парня, и бережно, но с неумолимой настойчивостью потянул к себе. Другой рукой отодвинул парня, и тот, взглянув на Льва, мгновенно потерял с лица презрительную леностную мину. Очевидно, что растерялся или даже испугался, и, не желая отстоять свою партнёршу, улизнул в толпу. Лев повёл Марию из зала. Она стала отчаянно упираться своими тонкими ножками, но он шёл быстро, ускоряясь там, где было прогалинами, без столпотворения, и Мария вынуждена была бежать, беспомощно семеня и опасно путаясь коленками в подоле платья.

Льва и Марию увидела Елена и с восторженной призывностью стала махать им рукой из круга отплясывающих. Однако насторожилась, вытянула шею, замерла, поняв, что, кажется, что-то случилось, и балансирующими, почти акробатическими припрыжками на высоких каблуках побежала следом.

40

Лев, не заходя в гостевой домик за одеждой и другими вещами, усадил Марию на заднее кресло автомобиля, с молчаливой угрюмостью завёл мотор. Мария тоже молчала и не вырывалась, однако бдительно следила за тем, что делает Лев. Удивительно, но она ни разу не взглянула в сторону ресторана, из окон которого завлекательно выпархивала в ночь светомузыка с цветастыми лучиками, с птичьим щебетом толпы, в которую она совсем недавно столь отчаянно рвалась. Могло показаться, что то, что снаружи, в каком-то смысле