Рубежи - [3]

Еще месяц учебы, месяц мечтаний и волнений в ожидании конца первой ступеньки в большую авиацию, и этот день наступил.

Теплый августовский вечер. День авиации и народное гулянье в парке. На ярко освещенной площадке стоял знакомый планер, старенький, испытанный, заново выкрашенный. Корнеев, в новой гимнастерке с голубыми петлицами, увлеченно объяснял столпившейся вокруг молодежи его устройство. Юное лицо Вити улыбалось. Указывая на хвостовую часть, он громко, придав голосу солидность, говорил:

— Здесь сосредоточено управление как самолетом, так и планером… Рули глубины дают направление в вертикальной плоскости, рули поворота — в горизонтальной…

Остальные курсанты были заняты в парке различными делами. Куракин — центральная фигура на танцплощадке. Еще перед вечером он прикрепил к деревьям фанерные щиты с нарисованными на них схемами различных типов самолетов. Михеев, вежливо придерживая за руку непрочно стоявшего на ногах гражданина, провожал его к выходу.

Астахов выполнял свою обычную работу: играл в оркестре. Его взгляд часто перебегал от пюпитра с нотами на маленькие серебряные крылья, пришитые к левому рукаву гимнастерки. В перерыв к нему подошел инструктор Кондик.

— Пожалуй, сейчас я могу тебе кое-что сообщить, — сказал Кондик. Они направились в глубь парка. Астахову послышалось в тоне инструктора что-то необычное, и он, слегка волнуясь, ждал.

— Поедете в аэроклуб, есть разрешение…

Радость мешала Астахову ответить сразу. Долго ждал он этих слов, и, когда они дошли до его сознания, ему хотелось бежать куда-то, что-то делать. Минуту он молчал, потом неожиданно для себя начал рассказывать:

— Когда мне было лет двенадцать, у нас в поселке упал самолет. Я видел поломанные крылья, разбитый винт. Двое людей в кожаных пальто гнали нас, ребят, от самолета, но я все же успел потрогать его. Вы знаете, я потом ночь не спал, все думал, думал… О чем? Даже сам толком не знаю, о чем. Одно только почти бессознательно тогда понял: я должен… я буду летать на такой машине. Вот вы сказали — аэроклуб. А знаете ли вы, что это значит для меня?

Инструктор молча сжал ему руку, потом глухо ответил:

— Знаю!

Астахов видел, как помрачнело лицо инструктора: Николай еще не знал, что двадцатидвухлетнего Михаила Кондика по состоянию здоровья не приняли в летную школу.

— Летать… летать, — совсем тихо, как бы про себя, продолжал инструктор. — Этому посвящают всю жизнь, всю… иначе не стоит тратить ни времени, ни нервов. В этом жизнь…

Через несколько дней, поздно вечером, сидя уже в вагоне поезда, Астахов вспомнил печальное лицо инструктора, провожавшего их на вокзал. Теперь он знал, почему оно было таким. И ему стало жаль летчика, лишенного главного для него в жизни. Он чувствовал, что Кондик совсем авиацию бросить не в силах. А что же делать? Всю жизнь на планерах? Обидно стало, что не удалось еще раз поговорить с Кондиком по душам. Так и расстались.

Колеса стучат где-то совсем рядом. За окном проплывают огни, и кажется, что они низко-низко летят над землей… Иногда сноп красновато-золотистых искр от паровоза проносится в хвост поезда. В вагоне тишина. Товарищи спят, и только Виктор уткнулся в окно и задумчиво смотрит в темноту. Как примет их большой город? Аэроклуб?

— Почему не спишь?

Витя вздрогнул, тяжело вздохнул.

— Не хочу.

— Что тебя тревожит? О чем думаешь?

— О Михаиле Петровиче — инструкторе… Тяжело ему было провожать нас… вот так… с больным сердцем.

Астахов удивленно посмотрел на озабоченное лицо Корнеева. Значит, и ему известно. Откуда бы? А между тем, Витя узнал об этом, доверив Кондику «совершенно секретно» свою «страшную» тайну, которую можно было раскрыть только такому влюбленному в авиацию человеку, как Михаил Петрович. Тайна эта состояла в том, что Виктору было только шестнадцать лет. Прочитав объявление о наборе в планерную школу, куда принимали с семнадцатилетнего возраста, Витя попросту решил схитрить. Он убедил врача, что потерял метрики и что, хотя он не совсем вышел ростом, но на самом деле ему уже полных семнадцать. Врачебная справка была получена, и двери планерной школы раскрылись. С тех пор, в десятом классе, где он учился, Виктор казался всем не только взрослым, но и бывалым человеком, но зато курсанты добродушно подшучивали над его девичьими глазами, над нежным пушком на щеках и невысоким ростом.

Школа… Теперь все это позади. Поезд везет его в будущее, в большую, настоящую и трудную жизнь. Поезд везет его вместе с товарищами, и все они — будущие летчики, будущие хозяева безбрежных просторов.

2

Помимо отделений пилотов, техников, парашютистов, в областном аэроклубе была создана группа курсантов, из которых готовили инструкторов-летчиков спортивной авиации. Астахов и с ним трое его друзей — Михеев, Куракин и Корнеев, — пройдя придирчивую медкомиссию, оказались в числе курсантов этой группы. Через два дня после прибытия в аэроклуб, наголо остриженные, в новом обмундировании, они устраивались в общежитии. Окна выходили на широкую шумную улицу; издалека доносились звуки оркестра: где-то танцевала молодежь. Настроение у курсантов было приподнятое. Большие окна красивых зданий на противоположной стороне улицы горели пламенем, отражая яркий закат солнца. Мягкие тени наползали на улицу. Надвигались сумерки.