Рубежи - [36]

Мне кажется, комиссар Скрипник был человеком склада Маргариты Федоровны и Кирилла Германовича, но только более высокого полета. И насколько бы наша жизнь стала беднее, если не было бы в ней таких личностей. Подлый диверсант точно выбрал, в кого стрелять, понял фашистский ублюдок, где центр притяжения. Значит, готовили его к такой пакости.

— Сержант, а сержант, — теребил меня за плечо Олесь, а я не спал, просто крепко задумался. — Треба идти до капитана.

Бугаев вызвал к себе десять курсантов, в том числе и нашу троицу. Он сидел на расстеленной шинели в тихом овражке, заросшем мелким дубняком. Рядом примостился младший политрук. Капитан сильно осунулся, был подавлен случившимся. А обстановка сложная, действовать надо самостоятельно, за широкую комиссарову спину уже не спрячешься. Бугаев сказал:

— Наша колонна прорыва пойдет правее моста. Вот по этой ложбинке, — провел карандашом по карте-десятиверстке. — Ваша задача — подойти скрытно к реке и разведать брод. Если появится возможность, выдвинуться на восточный берег и ждать колонну прорыва. Она двинется в двадцать четыре ноль-ноль. Сейчас девятнадцать сорок. Сверьте часы, политрук. Документы сдать комсоргу.

Это было предусмотрено Уставом: уходя на разведку, документы сдай старшине. В данном случае мы сдали их комсоргу Ильичеву. Политрук придирчиво осмотрел каждого и, приметив у курсанта разрезанное сверху голенище сапога, спросил:

— В чем дело?

— Трет, товарищ политрук.

— Выйти из строя! Для разведки не годен!

Сборы окончены, амуниция подогнана, оружие проверено, документы сданы. Политрук, выдвигаясь вперед, тихо скомандовал:

— За мной!

Гуськом выбрались из овражка, держа курс к реке. До нее километров пять с гаком. Солнце медленно клонилось к закату. На землю упали длинные тени. За овражком тихо млело желтеющее поле ржи. Кое-где серели воронки от бомб. Рожь была густая и высокая — по пояс. Всплыли в памяти слова Александра Жарова:

— Ты что ж, товарищ рожь,

Меня перерастаешь?

Хороша рожь, да кому достанется… Втянулись в ложбинку, которую показывал Бугаев на карте. Края ее холмились, на их гребнях рос мелкий кустарник.

Сделали привал: следовало осмотреться, перестроить движение. Идти гуськом стало опасно — хватило бы одного вражеского автоматчика, чтобы подсечь нашу цепочку прицельной очередью. А где гарантия, что на увалах не спрятались фашисты?

— Значит так, — политрук ткнул пальцем в грудь Олесю, — ты поднимешься на увал слева и будешь двигаться параллельно нам. В случае опасности открывай огонь. А ты, — указал на другого курсанта, — пойдешь справа по увалу, с той же задачей. Сержант, — это он мне, — с двумя курсантами движешься впереди. Остальные со мной.

Идем медленно, с оглядкой и опаской. Солнце нырнуло за кромку леса. Со стороны речки потягивает сыростью. Принятые нами предосторожности оказались не лишними. На правом увале курсант наткнулся на вражеский дозор. Вспыхнула перестрелка. Курсант бил из карабина, выстрелы звучали отдельно и хлестко. Фашисты садили из автоматов. Потом грянул взрыв гранаты, еще один, еще… Автоматы смолкли, замолчал и карабин. Тишина напряглась, как струна, готовая лопнуть.

Наступала короткая летняя ночь, отрадная в мирное время, но очень неудобная для войны.

Ложбина расступилась у поймы. Впереди угадывалась речка. Мы так и не узнали, что стряслось на правом увале. Видимо, курсант погиб. Олесь явился цел и невредим. Страху, правда, натерпелся в одиночестве, особенно когда началась перестрелка.

Политрук разделил нас на три группы, каждой поставил одинаковую задачу — подползти к реке, найти брод и, по возможности, переправиться на восточный берег. Политрук, Олесь и я очутились в одной группе, которая шла в центре.

Пойма вся в кочках, вихлявых, поросших жесткой и кусучей осокой. Между ними ржавая вода. Ползти трудно. Отдышались возле берега. Речка маленькая, но юркая. Журчит громко и чуть картавит.

Политрук глянул на часы со светящимся циферблатом. Оказывается, уже подкатывало к полуночи. Быстро же проскакало время.

Первым в воду полез политрук, за ним мы с Олесем. У берега мелко, но дно илистое, вязкое. Вода не холодная, но тело распарено, потому поначалу перехватило дыхание.

Немцы, по всей вероятности, нас здесь не ждали. Ракеты роем вспыхивали возле моста, где прорывались основные силы. У нас тихо. Восточный берег крутоват. Если окопы противника в отдалении от него, значит, речка из них не просматривается, тем более не простреливается. Попадает в мертвое пространство.

Без особых осложнений добрались до восточного берега. На середине пришлось поплыть: глубоковато. Прижались к обрыву, отдышались. Две другие группы тоже благополучно переправились, судя по тому, что немцы сохраняли спокойствие — не стреляли и не жгли ракеты.

Скоро полночь. Со стороны ложбины послышался приглушенный шум. Пора! Рывком одолели подъем, плотно прижались к земле. И вовремя — взвилась красная ракета, совсем рядом оглушительно залаял крупнокалиберный пулемет. Политрук вскинулся и бросил на вспышки гранату. Взрыв огненно всплеснулся почти в самом окопе — тренированный политрук с первой гранаты поразил цель.