Рубеж - [12]

— Давайте, товарищи, ближе к делу. Что касается неприятности с ракетчиками на полигоне, то это прямой результат нашей общей неорганизованности. Тут иного мнения быть не может. — Комдив повернулся к Жигареву: — Продолжайте, пожалуйста, только без... без лишних отступлений.

— Хорошо, я постараюсь. — Жигарев был явно доволен, что комдив не сделал замечания ему лично. — Так вот, перспектива наших боевых дел как будто ясна. До начала больших учений мы должны провести свои, полковые. Времени на подготовку мало, а сделать нужно многое. — Он взял в руки план и как бы взвесил его. — Главное внимание сейчас необходимо обратить на уплотнение занятий в частях, особенно тактических. Главным образом это касается Степного гарнизона, где новый командир, как вы, товарищ генерал, знаете, не желает ускорять прием полка. В таком случае... — Жигарев словно не докладывал, а отдавал распоряжения, не подлежащие обсуждению. — В таком случае не следует ли использовать такую возможность: пусть на учениях по-прежнему командует полком майор Крайнов, а подполковник Авдеев тем временем присматривается. Он может быть посредником. Я лично считаю такой вариант вполне допустимым.

— А вам известно, как будет реагировать на это сам Авдеев? — спросил Осокин.

— Поговорим, убедим, — не задумываясь ответил Жигарев. — Дивизия, конечно, выиграла бы от этого.

— В каком, извините, смысле? — недоуменно вскинул брови Осокин.

— Во всех. По крайней мере, меньше будет всяких неожиданностей.

— Вы хотите сказать, Илья Михайлович, что Крайнов знает, чем можно похвалиться, а чем нельзя, — заметил Нечаев. — Но у нас нет оснований выражать Авдееву недоверие.

У Жигарева нервно задергались брови. Не дав Нечаеву полностью высказаться, он принялся настойчиво доказывать, что иного выхода из создавшегося положения он не видит.

Мельников на этот раз полемики не останавливал. Ему важно было узнать мнение всех присутствующих о неожиданном предложении начальника штаба. И еще ему хотелось, чтобы сам Жигарев понял наконец: нельзя же вот так, с категорической прямолинейностью, решать важнейшие проблемы боевой подготовки в дивизии, не взвесив мнение других штабных офицеров.

Когда страсти несколько поутихли, Мельников сказал Жигареву:

— Ваше предложение, Илья Михайлович, не ключ к решению задачи. Гораздо разумнее будет сократить срок приема полка. И мы это сделаем.

Начальник штаба, привыкший к решениям и приказам комдива относиться с профессиональной сдержанностью, на этот раз никак не мог скрыть эмоций. Чувствовалось, что молчание ему дается с трудом; губы Жигарева упрямо, до морщинок на подбородке, сжались.

Мельников встал из-за стола, показав тем самым, что совещание окончено и что он больше никого не задерживает.

Офицеры один за другим покинули кабинет. Взяв план боевой подготовки, ушел и начальник штаба. Мельников и Нечаев остались вдвоем. Понимая настроение начальника политотдела, комдив спросил:

— Вы еще не успокоились, Геннадий Максимович?

— Стараюсь, но предложение Жигарева не может не настораживать, — сказал тот, вздыхая.

— Так ведь это лишь предложение.

— Но предложение серьезно обдуманное. И вы напрасно не принимаете в расчет убежденность Жигарева в своей ложной правоте, Сергей Иванович.

— Не принимаю? — Мельников посмотрел в лицо Нечаеву. — А вы уверены, что настойчивость Жигарева сильнее настойчивости подполковника Авдеева и майора Жогина?

— Вот этого не взвешивал, — пожал плечами Нечаев. — Меня беспокоит жигаревская категоричность, стремление подмять тех, кто в чем-то не согласен с ним. Этак мы всякую живую мысль подавим, Сергей Иванович.

— Зачем же впадать в крайности, Геннадий Максимович? — возразил Мельников. — У вас политотдел, целая армия политработников в частях, партийные организации. Нашли тоже, чем стращать.

— И все же позиция Жигарева не так уж безобидна, как вам кажется, Сергей Иванович.

Зазвонил телефон. Мельников замял в пепельнице папиросу, взял трубку. Говорила Наталья Мироновна, торопливо, сбивчиво, усталым голосом. Она просила машину для поездки в дальнее казахское селение к больному.

— Слушай, Наташа, что ты выдумала? — возмущенно спросил Мельников. — Разве можно в твоем состоянии сейчас ехать? И разве не может поехать кто-нибудь другой, если это так необходимо?

— Необходимо, Сережа. И ехать нужно обязательно мне.

— Тогда хоть подожди немного. Сейчас я не смогу тебя проводить: у меня тут дела неотложные.

— Не могу я ждать, Сережа. Сейчас же надо ехать, без промедления.

— А может, зря ты горячишься? Там же есть больница своя и врачи квалифицированные.

— Но это же больной моего профиля. Он в критическом состоянии, до утра может не дожить. Я прошу тебя, Сережа, не упрямься, помоги. Ты же знаешь, окажись наша машина исправной, разве бы я тебя беспокоила? Ну будь человеком!

— Нет, ты невозможная!

— Почему невозможная? Сережа... дорогой...

— Да ладно, пришлю сейчас Николу с газиком, — сдался Мельников. — Только ты не задерживайся. И постарайся поспать в дороге.

Опустив трубку, он повернулся к стоявшему возле стола Нечаеву, пожаловался:

— Слыхали? Районная медицина атакует. Транспорт просят.