Рубеж надежности - [90]
Но этого мало, тут одни химики. Садыков ярый сторонник комплексных групп. Колхозов, как он их называет. Был у него такой колхоз по итаконовой кислоте, есть — по вилту, есть — по госсиполу (это лекарственный препарат). По-старому было бы так: химики его синтезируют, потом передают фармакологам, те передают врачам — это все годы! А можно собрать всех в группу. Хлам-люди в таких научных колхозах не удерживаются, результат виден сразу, форма гибкая, Садыков часто прибегает к ней — вот второй секрет везения.
Дальше связь с практикой, тут свои проблемы. Первая из них — экономическая. Никакого внедрения не выйдет, если нет ведомства или, еще лучше, завода, которому это необходимо. Можно еще грубей: которому это выгодно. Легче внедряются те предложения, которые не требуют больших затрат. Трудней — которые требуют. Легче — когда прибыль, пусть небольшую, можно взять быстро. Трудней — когда прибыль, пусть на порядок бо́льшую, быстро не возьмешь. Легче — когда все решается в одном министерстве. Трудней — когда сталкиваются интересы разных министерств. Вот и выходит, что труднее всего даются нововведения крупные, которые в наибольшей степени содействуют прогрессу.
К сожалению, у лиц и учреждений, которые должны по идее координировать и направлять научно-технический прогресс, либо денег нет, либо прав нет, либо смелости нет. Придя к этому вполне научному выводу, Садыков большой пользы в хождениях по инстанциям не видит. Почти все свои удачи он добыл, в сущности, там, где сумел напрямую, без посредников связаться с заводами, — вот, стало быть, третий его секрет.
И есть проблема моральная. Что дает ученый заводу? Теорию, идею, принцип. Можно сказать, что это главное. А можно, что все еще впереди: технико-экономическое обоснование, полупроизводственная установка, заводская технология. И вот технологи скажут: «Подумаешь, академики! Намешали в пробирках, а мы внедряй!» Кто автор?.. Садыков знает, как трудно заинтересовать людей в работе над чужой темой. И стремится сделать ее для них своей. Дело тут не в дипломатии, не в умении вписать в заявку «нужных товарищей», а в трезвом признании ценности чужого труда.
Читатель, видимо, помнит, как часто просил мой собеседник «отметить» и «подчеркнуть» чьи-то заслуги. Вообще-то это норма — быть благородным тому, что помог твоему успеху. Но я всякое видел: простая «забывчивость» по отношению к учителям, ученикам, коллегам — это еще не худший вариант. Между прочим, один крупный московский химик, член-корреспондент АН СССР, рассказал мне такую историю. Несколько лет назад их пути с Садыковым пересеклись: на выборах в академию обоих выдвинули в «членкоры»; всего было девять кандидатов, а место одно. Выбрали того, кто говорил мне об этом. И лишь один из соперников поздравил его — Садыков.
По-видимому, и это важно. То, что нет в нем мелочности, нет чванства, а есть достоинство, есть широта, что он разумный, милый, интеллигентный человек, — вот еще один простой секрет его везения.
— Мы много с вами говорили, — сказал, прощаясь, Садыков. — Много часов. Вот вы исписали целый блокнот…
— Понимаю, — сказал я. — У журналистов есть право отбора. Мне жаль будет терять подробности, но главное я постараюсь сохранить.
— А не получится так, — сказал Садыков, — что вы напишете только об успехах? Сейчас у нас год Ленина, и хочется говорить об успехах, и есть они… А помните, как об этом у Ленина? Лучший способ отмечать юбилеи — сосредоточить внимание на нерешенных задачах. Пусть будет и об этом тоже.
Я обещал.
1970
