Рубеж надежности - [14]
1961 год.
Однолюб
МОИ ГЕРОЙ не любит музыки. Он не увлекается живописью, редко ходит в кино. Он чужд страсти коллекционера и далек от спорта. У него нет приемника и уж, конечно, нет телевизора. «Ничего лишнего» — так мог бы он очертить линию своей жизни.
— Для научной работы нужны четыре стены, — сказал он однажды.
— А природа, Богдан Вячеславович?
— Да. И еще приток свежего воздуха.
Он не терпит долгих разговоров. Боюсь, что и недолгие ему не по душе. И он не скрывает этого, не умеет скрывать или не хочет. Так что назвать его приветливым было бы большим художественным преувеличением. Когда я на второй день знакомства просил его быть со мной без церемоний (если, мол, некогда, гоните меня без стеснения), он сказал:
— Да. Много времени уходит на это. На все на это.
К исходу второй недели я вдруг узнал, совершенно случайно, что все это время он числился в отпуске. И никуда не уехал, каждый день являлся в свою лабораторию, следил за ходом экспериментов… Не скрою, я обескуражен: как писать о нем?
— Дело-то не отпустишь в отпуск, — буркнул он.
— Но зачем его брать, если не нужен?
— Отпуск у нас длинный, — объяснил он. — Ну, много его скопилось за два года. Пришлось лишний стравить.
По-видимому, к разряду «лишнего» он относит все, что за пределами дела. Даже служебные командировки, даже научные конференции — их по возможности он избегает. А если тема сообщения интересна ему, норовит поймать докладчика где-нибудь в коридоре: «Каков, так сказать, результат?» И, ухватив суть, идею в двух словах, отрывисто поблагодарит и уйдет к себе — в себя.
Перед самым моим отъездом из Сибири я встретил его в гостях, в уютном семейном доме. Он пришел последним, старался быть незаметным, но был замечен, и все ему обрадовались. «Садитесь, Богдан Вячеславович». «Хочешь выпить, Богдан?» «К чему вопросы? Обязан выпить!» «За здоровье дам!» А он все молчал, покашливал, глазами помаргивал, и руки его, такие умные в деле, были тут враждебны ему, и он все покачивал руками, затрудняясь приспособить их. Как-то с размаху выпил, издали поднеся стопку ко рту, поправил очки на остром носу и окончательно стушевался, спрятался за односложными ответами. Я понял, что он застенчив. Со всеми застенчив — с незнакомыми и друзьями, с подчиненными и начальством. Застенчив до грубости.
И еще я понял, что он до удивления мало занят собой, впечатлением, какое произведет на окружающих, мыслями типа «какой я талантливый» или «какой я скромный». А ему есть чем похвастать, работы его эффектны, и, когда он испытывает свои новые приборы и установки, собирается много народу, приходят большие ученые. Но всегда наш изобретатель отходит на второй план, и его не отличишь в толпе лаборантов и рабочих.
ИТАК, «ничего лишнего». Мир человека аскетичен и строг. Значит, беден?.. Упрямая прямизна этой жизни все больше занимала меня.
Что ж, прямая линия — она, конечно, «бедней» зигзага или кривой. Но именно прямая есть наикротчайшее расстояние между двумя точками. Видно, у каждого бывали в жизни моменты, когда какая-то важная цель спрямляла линию жизни. И человек, увлеченный главным, терял хотя бы на время интерес к побочному. Богдан Войцеховский сумел всю свою жизнь выстроить по прямой.
Заметьте, я не утверждаю, что это наилучший путь и что у всех должно быть так. Я не обещаю, кстати, что мой герой окажется «типичным представителем»; возможно, он окажется совсем не типичным. У него было так.
Семи лет пристрастился читать журнал «Наука и техника», восьми — затеял строить вертолет, девяти — приспособил к нему бензиновый мотор. «С тех пор прилично знаю двигатели внутреннего сгорания», — говорит он без улыбки. С самого начала этот человек — однолюб. К слову сказать, он и женат на женщине, с которой знаком со школы. Войцеховский воевал, семь лет пробыл в армии, но даже на фронте ухитрялся читать, находил учебники в разбитых городах, возился с радиосхемами (он был связистом), продумывал ночами сложный физический эксперимент, о котором узнал впоследствии, что он уже выполнен и описан в науке. Говорят, когда студентом он победил в соревнованиях по гребле (первый и последний его спортивный успех), весь институт был убежден, что «Богдан изобрел какое-то хитрое приспособление».
Войцеховский был на своем курсе самым «старым» студентом, но едва ли не первым из сверстников стал настоящим ученым. Сейчас он доктор наук, заведует отделом быстропротекающих процессов Института гидродинамики Сибирского отделения Академии наук СССР.[2]
Так воспел академгородок местный поэт, смешливый физик.
Нынешней осенью городу науки «стукнет» пять лет. Тайга сторожит его: в любую сторону полкилометра — и лес, рядом Обское море. Академический проспект упирается в желтый пляж, а там — синий простор, белые яхты… Хорош этот город. Современная экономная архитектура, каменные, в зелени, дома, удобные квартиры. Я слышал, по приросту населения он вырвался на первое место в стране. «Идешь по колено в детях», — сказал один мой здешний знакомый. В теплые дни дома пустеют, на Академическом толпа — в лыжных костюмах, майках, шортах, с рюкзаками, аквалангами, удочками, кошелками для грибов, надувными лодками. Одни бабушки остаются на скамейках: «Мой защитился. А ваш?..»
