Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - [56]

Следует отметить, что для Альтшуллера Бунина вообще второстепенный персонаж, ее поэма появляется в исследовании лишь в связи с интерпретацией басни И. А. Крылова «Конь и всадник» (1814). По мнению исследователя, «Падение Фаэтона» послужило одним из источников басенного сюжета, и антилиберальная, иначе говоря — антиалександровская установка была свойственна обоим сочинениям. Однако В. Кеневич, комментатор Крылова, дает «Коню и всаднику» иную интерпретацию:

…отмеченная 12 мая 1814 года рукопись, в которой находим вполне законченную редакцию этой басни, положительно доказывает, что задумав ее, Крылов мог иметь в виду только французскую революцию и бедственные ее последствия. В его Всаднике, как и в Вознице Державина, мы должны видеть Людовика XVI, а в коне — французский народ, тогда и заключительное четверостишие:

Как ни приманчива свобода,

Но для народа

Не меньше гибельна она,

Когда разумная ей мера не дана —

приобретает более основательное значение, как вывод из совершившегося уже факта[423].

Бунинская «баснословная повесть», как уже было сказано, представляет собой вольное изложение мифа о Фаэтоне в интерпретации Овидия. К его «Метаморфозам» на рубеже веков обратился Николай Осипов, в 1798 году выпустивший «Овидиевы любовные творения, переработанные в Энеевском вкусе». «Перелицованная» поэма оказала влияние на поэтику «Падения Фаэтона»: хотя последнее и не может быть прямо причислено к этому жанру, в нем можно отметить характерное сочетание мифологических героев и сюжета с «низким» антуражем и стилевыми элементами. Интересу Буниной к этому жанру способствовал, вероятно, опыт Шаховского, который на третьих чтениях в «Беседе» (26 мая 1811 года) представил собравшимся свои «Расхищенные шубы». На этом заседании поэтесса определенно присутствовала, так как Шишков тогда представлял публике ее «Послание к Леону». Кроме того, это не единственный опыт обращения беседчиков к пародийному жанру. В 1810 году племянник Буниной, Петр Николаевич Семенов, также близкий к шишковскому кругу, написал «зрелище в трех действиях» «Митюха Валдайский», направленное против трагедии В. Озерова «Дмитрий Донской», премьера которой состоялась 14 января 1807 года. Тем самым Семенов включился в критику Озерова в кругу Державина — Шишкова. Таким образом, обращение к пародийному и ироикомическому жанрам вносит игровое начало в это серьезное литературное общество и позволяет говорить не только о жанровом, но и о стилистическом разнообразии.

Открытое заседание «Беседы», на котором Крылов читал «Падение Фаэтона», состоялось 11 ноября 1811 года в доме И. С. Захарова. Публика услышала сокращенный вариант стихотворения, он же был напечатан в «Чтениях в Беседе любителей русского слова». В 1812 году поэтесса опубликовала авторскую редакцию текста во второй части сборника «Неопытная Муза». В предисловии Бунина возмущалась сделанными поправками и вела полемику со своими редакторами, сократившими не только отдельные строки, но и целые фрагменты:

Таковое сокращение, как я слышала, было сделано в некоторых местах за вялость или неблагородство слога; в некоторых за ненужную плодовитость; а в некоторых для того, что определенные для чтения два часа были предоставлены двум сочинениям, гораздо моего превосходнейшим. Выпущенные в подлиннике моем места объявляли о себе, естьли не ущербом смысла, то, по крайней мере, недостатком сочетания рифм[424].

«Неопытная муза» вновь опровергает собственную неопытность и восстает против литературных наставников.

Говоря о сочинениях, «превосходнейших ее», Бунина, очевидно, имеет в виду речь И. С. Захарова «Похвала женам» (об этом сочинении см. подробнее в главе 2 нашей работы) и пространную поэму «Великодушие вельможи русского» П. М. Карабанова, которые читались в тот же день. Она замечает: «„Падение Фаетона“ есть почти первое стихотворение, в котором не руководствовалась я советами просвещенных моих наставников»[425]. Что побудило до того времени внимательную к рекомендациям мэтров поэтессу вдруг изменить тактику?

С одной стороны, массированная правка коллегами по «Беседе» выглядела естественно: мэтры помогали неопытной стихотворице, девице, милостиво принятой в почетные члены «Беседы». Однако, судя по предисловию, для Буниной было принципиально важно опубликовать исходный текст:

Большого труда, большого над собой насилия стоило мне отрещись от тех ученых поправок и прекрасных стихов, коими «Фаетон» мой был украшен при чтении. Знаю, сколь много теряю, представляя его в первобытном, грубом состоянии, но присваивать себе чужое благоразумие почитаю хищничеством, всякое воровство превышающим[426].

Далее Бунина разбирает и сличает с авторским оригиналом фрагменты, поправленные беседчиками, отстаивая собственную правоту. Как можно видеть из разбора, дело было не в нежелании присвоить ненароком чужое, поэтесса стремилась отстоять свое право — право автора — на самостоятельное высказывание:

Равно недоумеваю я, почему исключено краткое умствование Юпитера? Мне сказали, будто бы умствование сие, сколь ни кратко, имеет две погрешности: первое, что невместно величию бога как бы изумляться непрочности вещей собственного его творения; второе, что неприлично рассуждать там, где должно действовать. В том и другом обвинении взываю я к наилучшим языческим писателям…