Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - [46]
Выбор объекта поэтесса объясняет тем, что у нее недостаточно творческих сил, чтобы писать о чем-либо другом:
Как и в стихотворении «Тем, которые предлагали мне писать гимны», поэтесса вновь пишет о том, что не может писать ни идиллии, ни оды, поскольку ей не достает для этого сил и возможностей. Путь к героической оде закрыт, поскольку женщине неизвестна военная жизнь: «Но как мне то воспеть, чего не знаю!.. / Геройства нет в душе — и мщеньем не пылаю; / К тому ж кровавых битв смертельно я боюсь…»[352] Писать торжественные оды поэтессу отговаривают читатели-критики, уверяющие, что для этого ей не хватает таланта, она соглашается и отвечает: «Покорствую».
Здесь можно усмотреть не только упомянутое выше следование правилам литературного этикета, но и ироническую позицию: Бунина нарочито сниженно говорит о своих литературных талантах. В той же «Неопытной музе» были напечатаны идиллии, а также стихотворения, тяготеющие к оде — то есть стихотворения в тех жанрах, от которых отказывалась героиня «Моего портрета». Таким образом, поэтесса как бы позволяет читателям раскрыть свою литературную игру. Она помещает занятия поэзией в один ряд с вышиванием и музыкой (здесь имеется в виду музицирование как традиционно женская светская практика, а не как высокое искусство), которые ей не даются: «Вооружусь терпеньем, / И с новым рвеньем / То ж самое адажио учу»[353], иронически травестируя представление о женской поэзии как о еще одном роде рукоделия. Во фразе «…лира не моя эмблема»[354], безусловно, обыгрывается надпись на гравированном титуле «Лира спасла меня от потопления».
«Критики» в «Моем портрете…» твердят, что поэтессе не сравниться с Державиным:
и поэтесса соглашается с ними, более того, она словно упреждает их пожелание: «Покорствую — / к тому ж и в голове моей / Родились вдруг желаньям перемены»[356].
Возможно, короткая похвала зиме и ее противопоставление осени является комплиментарной отсылкой к поэзии великого современника: «Державин создавал образ поэта, хорошо осознававшего свою „северную идентичность“, и подчеркивал это не только в своих произведениях, но и за их пределами»[357]. Поэт использовал элементы зимнего пейзажа в «Анакреонтических песнях», на фоне зимнего пейзажа изображен сам Державин на портрете Тончи, причем, как отмечает Бёле, личные бумаги поэта свидетельствуют, что выбор фона и проработка деталей полностью принадлежали ему. Кроме того,
зима приходит в оду с этими замерзшими сатирами и задремавшими «с скуки» нимфами — и это тема европейского бурлеска. В XVII веке во Франции было создано несколько произведений, которые так и назывались: l’ hiver burlesque, бурлескные зимы. Зима, сезон «мира наоборот», встречается с бурлеском — жанром «мира наоборот». Державин это почувствовал, развил и превратил в одну из важнейших тем русской поэзии[358].
Внешне стихотворение «Мой портрет…» тяготеет к «домашней поэзии», оно кажется написанным для узкого круга посвященных читателей и наполнено автопсихологическими деталями. Однако и публикация, и авторское примечание к ней свидетельствуют о том, что «Мой портрет…» изначально предполагал широкую читательскую аудиторию. Мнимая установка на интимность позволила поэтессе, хоть и в шутливой форме, затронуть важные для нее самой литературные проблемы. Венди Росслин делает любопытное сравнение «Моего портрета…» и стихотворения «Мои пенаты» К. Батюшкова:
В этом описании дом является фоном для вина, женщин, песен, визитов милых друзей, а также для занятий поэзией. <…> В стихотворении Буниной простая обстановка неуютна и опасна для здоровья, дом — место одиночества, где поэзия приходит вместе со страданием, а друзья не сочувствуют героине или критикуют ее. Самое значительное различие между сочинениями Буниной и Батюшкова заключается в трудности проговаривания в первом случае и легкости — во втором. Стихотворение Батюшкова <…> полно радости жизни, Буниной же — наоборот[359].
Безусловно, исследовательница права, утверждая, что в этом стихотворении Бунина проговаривает важные аспекты, касающиеся творческого процесса, но, на наш взгляд, Росслин не учитывает иронический тон, который маскирует серьезность затрагиваемых тем, — без этого интерпретация стихотворения остается неполной, можно сказать односторонней.
Таким образом, два этих стихотворения, «Портрет…» и «Тем, которые предлагали писать мне гимны», продолжают серию размышлений поэтессы о месте поэзии в ее жизни и о собственном месте в литературе. Завершает их в сборнике «Неопытная муза» впервые публикуемое «Отречение», представляющее новый, контрастный поворот темы, речь в нем идет об отречении от поэзии:
Книга Волина «Неизвестная революция» — самая значительная анархистская история Российской революции из всех, публиковавшихся когда-либо на разных языках. Ее автор, как мы видели, являлся непосредственным свидетелем и активным участником описываемых событий. Подобно кропоткинской истории Французской революции, она повествует о том, что Волин именует «неизвестной революцией», то есть о народной социальной революции, отличной от захвата политической власти большевиками. До появления книги Волина эта тема почти не обсуждалась.
Эта книга — история жизни знаменитого полярного исследователя и выдающегося общественного деятеля фритьофа Нансена. В первой части книги читатель найдет рассказ о детских и юношеских годах Нансена, о путешествиях и экспедициях, принесших ему всемирную известность как ученому, об истории любви Евы и Фритьофа, которую они пронесли через всю свою жизнь. Вторая часть посвящена гуманистической деятельности Нансена в период первой мировой войны и последующего десятилетия. Советскому читателю особенно интересно будет узнать о самоотверженной помощи Нансена голодающему Поволжью.В основу книги положены богатейший архивный материал, письма, дневники Нансена.
«Скифийская история», Андрея Ивановича Лызлова несправедливо забытого русского историка. Родился он предположительно около 1655 г., в семье служилых дворян. Его отец, думный дворянин и патриарший боярин, позаботился, чтобы сын получил хорошее образование - Лызлов знал польский и латинский языки, был начитан в русской истории, сведущ в архитектуре, общался со знаменитым фаворитом царевны Софьи В.В. Голицыным, одним из образованнейших людей России того периода. Участвовал в войнах с турками и крымцами, был в Пензенском крае товарищем (заместителем) воеводы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сексуальная жизнь женщин всегда регламентировалась властными и общественными институтами, а отношение к ней многое говорит о нравах и культурных нормах той или иной эпохи и страны. Главный сюжет этой коллективной монографии – эволюция представлений о женской сексуальности в России на протяжении XI–ХХ веков. Описывая повседневность представительниц разных социальных групп, авторы обращаются к целому корпусу уникальных исторических источников: от церковных сборников наказаний (епитимий) до медицинских формуляров российских родильных домов, от материалов судебных дел до различных эгодокументов.
Книга одной из самых известных современных французских философов Юлии Кристевой «Силы ужаса: эссе об отвращении» (1982) посвящается темам материальной семиотики, материнского и любви, занимающим ключевое место в ее творчестве и оказавшим исключительное влияние на развитие феминистской теории и философии. В книге на материале творчества Ф. Селина анализируется, каким образом искоренение низменного, грязного, отвратительного выступает необходимым условием формирования человеческой субъективности и социальности, и насколько, в то же время, оказывается невозможным их окончательное устранение.Книга предназначена как для специалистов — философов, филологов, культурологов, так и для широкой читательской аудитории.http://fb2.traumlibrary.net.
Натали Земон Дэвис — известный историк, почетный профессор Принстонского университета, автор многочисленных трудов по культуре Нового времени. Ее знаменитая книга «Дамы на обочине» (1995) выводит на авансцену трех европейских женщин XVII века, очень разных по жизненному и интеллектуальному опыту, но схожих в своей незаурядности, решительности и независимости. Ни иудейка Гликль бас Иуда Лейб, ни католичка Мари Гюйар дель Энкарнасьон, ни протестантка Мария Сибилла Мериан не были королевскими или знатными особами.
Период с 1890-х по 1930-е годы в России был временем коренных преобразований: от общественного и политического устройства до эстетических установок в искусстве. В том числе это коснулось как социального положения женщин, так и форм их репрезентации в литературе. Культура модерна активно экспериментировала с гендерными ролями и понятием андрогинности, а количество женщин-авторов, появившихся в начале XX века, несравнимо с предыдущими периодами истории отечественной литературы. В фокусе внимания этой коллективной монографии оказывается переломный момент в истории искусства, когда представление фемининного и маскулинного как нормативных канонов сложившегося гендерного порядка соседствовало с выходом за пределы этих канонов и разрушением этого порядка.