Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - [44]

В стихотворении последовательно объясняется отказ автора от тех или иных тем в его поэзии. Каждая строфа репрезентирует жанр или тематику потенциального «гимна»: «Могу ль воспеть Творца миров?» — духовная ода, «Могу ль слагать хвалы царям?» — ода торжественная и т. д. Последняя строка каждой строфы содержит утверждение, что «гимном» является нечто другое, не имеющее отношения к литературе: «Покорность страждущих есть гимн Творцу миров»; «Народа счастие есть лучший гимн царям»; «Семейны радости есть гимн в хвалу родства» и т. д. Венди Росслин отмечала по поводу этого стихотворения, что

фактически в нем переосмысливается высокий жанр гимна. Этим объясняется использование пятистрочной строфы. В пятой строке Бунина противопоставляет собственную ситуацию и более конвенциональную, привычную для этого жанра. Пятая строка длиннее, чем все остальные, что довольно необычно, поскольку конец строфы обычно обозначался более короткой строкой. <…> Метрическая дифференциация строк, содержащих вопрос, и следующих, содержащих ответ, создает эффект контраста в третьей и четвертой строфе, а последняя строфа, таким образом, становится кульминацией стихотворения[335].

В стихотворении создан образ автора, за которым угадываются биографические черты самой поэтессы («Отвсюду бедством утесненна»; «Я знаю скорбь лишь сиротства»; «С напастью утвердя союз, Хлад душ я ведать осужденна»), и можно предположить, что Бунина стремится здесь дополнить авторский образ, уже представленный в посвящениях литераторам, показать другую сторону своей личности, трагичную. Вероятно, именно для этого она использует оригинальную строфу, за которой не закреплена какая-либо определенная семантика, но которая ассоциируется с духовной поэзией, напоминает псалмические формы. Бунина создает образ бедной, обездоленной стихотворицы, а, по замечанию исследователя, подобная трактовка образа поэта не была традиционной для рубежа XVIII–XIX веков[336][337].

Последовательно используя оригинальную строфу, Бунина говорит о себе как о художнике, мастере, способном создавать формально сложные стихотворения (ведь неопытность, которую она постулирует в «Неопытной музе», — лишь дань литературному этикету), что коррелирует с отказом писать на заданные темы (гимны). Таким образом, поэтесса заявляет о своем умении сочинять, но и о нежелании этим заниматься в силу «бессмысленности» поэзии в ее «гимническом» изводе.

В истории русской поэзии это не первый случай, когда поэт заявляет о своем нежелании «писать гимны». В первой книжке «Аонид» за 1796 год Карамзин опубликовал «Ответ моему приятелю, который хотел, чтобы я написал похвальную оду великой Екатерине». Ю. М. Лотман считал, что это стихотворение «является демонстративным отказом от сочинения официозных стихов»[338]. М. Шруба, разделяя его точку зрения, развивает мысль:

Думается, что дело здесь не в отказе от официоза, а в отказе от классицистской поэтики, одним из ведущих жанров которой была торжественная ода. <…> Карамзин не отказывается писать похвалу, он отказывается писать похвальную оду[339].

Это справедливо и для случая Буниной. Название стихотворения, помещенного в «Неопытной музе», отсылает к сочинению Карамзина, ср.: «Тем, которые предлагали писать мне гимны» и «Ответ моему приятелю, который хотел, чтобы я написал похвальную оду великой Екатерине». Конечно, здесь ощутима разница в регистрах: у Карамзина это более частное высказывание, адресованное «приятелю», у Буниной — более патетическое. Карамзин пишет:

Что богине наши оды?

Что Великой песнь моя?

Ей певцы — ее народы,

Похвала — дела ея[340], —

ср. у Буниной: «Народа счастие есть лучший гимн царям»[341]. Несмотря на различие в метафорах — «народ — певец», «народное счастье — гимн», нельзя не отметить общность идеи двух стихотворений: демонстративный отказ писать хвалебное сочинение (стоит отметить, что у Карамзина за ним все же следует похвала Екатерине). Различны также и сами тексты, к написанию которых побуждают: у Карамзина это ода правящей монархине, у Буниной — гимны вообще. Сходство здесь отдаленное и типологическое, но общее у них то, что авторы отказываются писать по чьему-то желанию. Можно осторожно предположить, что в стихотворении Буниной также фиксируется отказ от жанровой поэзии, по причине ее неспособности отразить весь спектр переживаний поэтессы.

Стихотворение «Мой портрет, списанный на досуге в осенние ветры для приятелей» также было впервые опубликовано в «Неопытной музе». Оно интересно еще и тем, что это одно из двух стихотворений Буниной, в котором создается авторский образ, дается автопсихологический очерк — разумеется, с поправкой на то, что это поэтический текст (ср. со стихами из письма к А. С. Шишкову «Хоть бедность не порок…», первоначально не предназначавшимися для распространения, но впоследствии разошедшимися в списках. В письме поэтесса рассказывает о своем детстве и дополняет рассказ стихотворным очерком. Последний, очевидно писавшийся без расчета на публикацию, лишен лирического пафоса и находит параллели в «домашней» поэзии, шутливой и свободной от поэтических условностей эпохи).