Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - [16]

Макаров суммирует недостатки, присущие массовому сентименталистскому роману (среди сочинителей таких романов было довольно много женщин): излишняя чувствительность, искусственность персонажей, морализаторство; а главным достоинством «Истории россиянки» называет естественность ситуаций и поведения героев. Здесь же Макаров определяет общие особенности женского письма, которые связывает со спецификой женского восприятия: «Надобно отдать справедливость женщинам: они гораздо лучше нас умеют приметить и описать странности некоторых оригиналов, движения зависти, ревности, самолюбия и всех страстей, обыкновенных в обществе»[110]. Особая авторская чувствительность и уклон в психологические описания впоследствии будут представляться едва ли не главными чертами женской литературы. Например, С. А. Венгеров писал о прозаике Е. И. Апрелевой: «Дарование характерно дамское… Останавливаясь необыкновенно подробно на мелочах второстепенного свойства, она забывает мотивировать главные моменты своих повествований»[111]. Мы намеренно привели пример из другой эпохи, чтобы показать «живучесть» подобных стереотипов в отношении женской литературы.

Таким образом, Макаров считал возможными занятия литературой для женщин, хотя и с некоторыми оговорками. Рассуждая о женском просвещении, он писал:

Кто не желает Женщинам просвещения, тот враг их <…> тот хочет удержать себе право сказать некогда жене своей (в которой он искал ключницу или няньку): я тебя умнее! <…> красота скоро вянет <…> что будет с женщиной <…> если не заготовит себе утешений на старость[112].

Макаров не предлагал женщине утешаться исключительно семейными заботами, а ратовал — как минимум, на уровне деклараций — за расширение женской образованности. В предисловии к журналу он не только изъяснял выгоды женского просвещения для общества, но и указывал, что его отсутствие пагубно в первую очередь для самих женщин. Однако центральной идеей «Нескольких мыслей издателя» было все-таки не просвещение женщин, а их роль в культурном посредничестве.

На страницах «Московского Меркурия» Петр Макаров не только формировал положительный идеал просвещения, но и высмеивал крайность образования — педантство, а также поверхностную моду на просвещенность. В своей диссертации А. Дементьева предположила, что Макаров мог подвергать сомнению транслируемые им же самим идеи, и указала на рассказ «Провинциал и артисты. Из Парижского дамского журнала»:

В рассказе высмеивается и традиционный способ доказывания благотворности женского влияния на науки, искусства, даже политику, необходимости высокого положения женщины в обществе для его процветания, признания ее равенства с мужчиной в интеллекте, силе ума, способности к творчеству, — способ, к которому ранее прибегнул Макаров в «Некоторых мыслях», а именно, приведение примеров из истории[113].

Исследовательница настаивает, что рассказ был написан самим издателем «Московского Меркурия»: «По сути, перед нами — пародия на заглавную вроде как программную статью журнала, а с учетом того, что оба сочинения принадлежат перу Макарова, — самопародия»[114]. Однако это предположение ничем не подтверждено. Безусловно, редактор журнала формировал его облик не только оригинальными сочинениями, но и переводами, с этой точки зрения «Провинциал и артисты» не утрачивает своей значимости, но при этом акценты в интерпретации этого сочинения все же смещаются.

Героиня рассказа Флориза, знатная дама, «образец подражания молодых женщин», приблизила к себе Рафилара — «провинциальнаго Ловеласа, великаго педанта, который знает латинской язык, и не умеет сказать каламбура, занимается нарядом, и одевается как деревенской Нотариус»[115]. Чтобы скрыть любовную связь, Флориза объявила своего поклонника поэтом, который приглашен ею в столицу якобы лишь затем, чтобы «читать ей романы». Но ее связь с Рафиларом стала для всех очевидна, к тому же во Флоризе проснулась ревность, поэтому она решилась «подкрепить права свои законным браком». Травестируя идею благотворного женского влияния на мужчин, Флориза требует от супруга не совершенствоваться в искусствах или добродетелях, а одеваться «по моде». Она должна бы внушать мужчине высокие устремления, но вместо этого заставляет мужа выполнять ее светские прихоти. Автор иронически описывает нежелание Рафилара следовать наставлениям супруги:

…имея хотя несколько разсудка, можно ли противиться тем, которых создала Натура быть нашими повелительницами? Человек с нежным сердцем находит величайшую сладость в исполнении даже прихотей женщины любимой! каким преимуществом отличим прелестной пол, естьли будем покорны только благоразумию, которое тогда заставляет слушаться, когда оно говорит устами мущины?[116]

Снижение фабулы (образованная женщина берет себе в любовники грубого, неотесанного провинциала, что вызывает насмешки, и пытается его «облагородить», переодевая в модные наряды) на первый взгляд противопоставляет этот рассказ «Некоторым мыслям издателя». В рассказе можно увидеть тот же прием, что и в программном тексте — автор подкрепляет свои мысли примерами из истории, но на сей раз в травестийном варианте: