Розовый дождь - [5]

Волчьи глаза Риккареда наполнились слезами и две крупные горошины потекли по круглым щекам.

– Разреши мне покинуть тебя, отец… – прошептал он.

– Разрешаю, сын – тихо ответил Король. Когда Риккаред дошел уже до дверей, он вдруг резко повернулся к отцу и воскликнул:

– Зачем ты сказал мне об этом, отец, сейчас?

– Чтобы ты был морально к этому готов… И, ещё… Знай, сын, что это не наказание для тебя, это твое спасение, которое я дарую по великой любви к тебе… Я не хочу, чтобы ты всю вечность провел во сне и навсегда утратил свою память, хочу, чтобы ты жил так, как сам хочешь, но и не вредил при этом своим образом жизни другим… Ты ЭТО понимаешь? – Король резко взглянул на Риккареда, тот опять не выдержал взгляда…

– Я… понимаю, отец… – и, быстро повернувшись спиной к отцу, вышел.

…Через час весь Авалон огласили звуки серебряных труб герольдов, созывавших "честную публику" на увеселения. На Ипподроме – колоссальном поле в десять миль в диаметре, обнесенном разноцветными трибунами с мягкими креслами – состоялся великолепный рыцарский турнир. Рыцари Круглого Стола – в белоснежных плащах, серебристых доспехах, в высоких шлемах с плюмажем из страусовых перьев, на белоснежных же жеребцах – показывали свои мастерство, преломляя копья между собой и со всяким, кто бросит им вызов, под ликующий гром толпы. Первый среди Рыцарей – сам Король – гарцевал в таком же одеянии, только на шлеме его красовалась корона. Изящно одетые Дамы махали платочками и одаряли сплетенными из цветов венками копья победителей. Многочисленные слуги разносили прохладное разбавленное вино и горячие пирожки зрителям. Развевались тысячи флагов с гербами рыцарей, гремели барабаны. Ясное голубое небо не предвещало непогоды.

Королю не было равных на этом турнире. Несмотря на свой возраст – а ему стукнуло уже под 60 – он ловко держался в седле и без всякой посторонней помощи сбивал с коней своих противников. Не было равных ему и в поединках на мечах или в единоборстве. Народ гордился своим Королем и не раз теплый и насыщенный ароматами воздух прорезали звуки толпы, скандировавшей "Роланд! Роланд! Роланд!".

На этом фоне черным пятном смотрелся Риккаред. Он сидел в королевской ложе и о чем-то мрачно размышлял, даже не глядя на состязания. Казалось, они его совершенно не интересовали, как и его собственная жена и дети… Он задумчиво рисовал что-то на каменном помосте ножнами меча и не проронил за все время турнира ни слова. Его не раз звали показать своё мастерство на поле, но он даже не поднимал своего взгляда. Белокурая Элвин в шелковом розовом платье с высоким конусовидным убором на голове, сидевшая рядом, несколько раз бросала на пасынка неприязненные взгляды и поджимала губы, но ничего не говорила, делая вид что наблюдает за играми. Её собственного сына, Роланда-младшего, не было. Он сказался больным…

Король как всегда представлял собой воплощение галантности. Каждую победу он посвящал своей Даме, подъезжая на коне к Королевской Ложе и склоняя свое длинное копье перед Королевой, для получения очередного венка из белоснежных роз… Что думал в тот момент Король, пожалуй, сказать не смог бы никто – его лицо было закрыто сплошным шлемом и даже глаз не было видно. Движения его были как всегда энергичны, изящны, стремительны. Он был в своей стихии…

После турнира были массовые гуляния. Народу на всех площадях накрыли столы за королевский счет, выкатили сотни бочонков вина, пива и меда из королевских кладовых, в изобилии были мясо и рыба – день был праздничный! Уличные музыканты уже вовсю играли плясовые мелодии, а уж шутов и фокусников было – пруд пруди! Народ с радостью пил за здоровье своего Короля и желал ему "многая многая лета". Полностью перестроенный в последние пять лет Авалон, утопающий теперь в зелени садов, парков, скверов, с множеством фонтанов – из которых сейчас лилось вино – и белое и красное, ликовал. А в самом Дворце пир был для знати. Под плавные звуки волынок и лютен уже кружились кавалеры и дамы в череде поклонов, обводов, прихлопов и притопов, а в других залах пели свои баллады королевские и приглашенные менестрели. Шелк дамских юбок, бархат мужских костюмов, аромат духов и веселый смех – все сливалось и кружилось в одном танце, танце радости и торжества по поводу рождения нового мира – мира, где нет больше места печали и боли…

Венцом торжеств стало пение самой Королевой – а у неё было чудное сопрано – баллады о Роланде, которую сочинила она сама, повествующей о славном подвиге Короля, который спас её некогда из лап кровожадного дракона. Баллада заканчивалась счастливым воссоединением влюбленных. Строка о предсмертном предсказании Королю страшной кончины в песне отсутствовала…

Когда Королева – все ещё сохранившая остатки былой красоты, хотя и предпочитавшая теперь закрытые платья открытым – закончила перебирать своими тонкими белыми пальчиками упругие струны лютни и Большая Каминная Зала огласилась радостными рукоплесканиями присутствующих, Король, сидевший в уютном кресле с укутанными пледом ногами, отставил на поднос бокал с подогретым вином и хитро улыбнувшись, сказал: