Розовый дельфин - [38]

Шрифт
Интервал

– Я тебя совсем не знаю, – прищурился человеческий абсолют. – Я в тебе не уверена, ты можешь быть каким угодно.

– В первую очередь я – человек разумный. – Я пил кофе очень быстро, и спящий официант уже маячил неподалеку, пока мой разум обгонял речь. – Я сторонюсь заманчивых, но чреватых по сути вещей. Убеждаю себя, что не азартен, хотя не был в казино и ни разу не играл на деньги. Но я и не был там потому, что убеждаю себя в этом. Так же для меня не существует женщин-друзей, во всяком случае, в том смысле женщин… или в том смысле друзей. Развиваю в себе отвращение к ним, нормальное отвращение, которое испытывает человек с нормальной сексуальностью к своему полу. Я стеснителен, по этой причине мог бы остаться одиноким до глубоких лет, но твое воздействие на меня было так сильно, что я смог бы пройти мимо лишь с альтернативой самоубийства. Я не смог бы тебя забыть… – Новая чашка. – Я уверен, что достаточно романтичен; не бедственно, а достаточно – следует понимать в двух смыслах этого словооборота.

– Ты склонен к суициду, – то ли утвердительно, то ли отрицательно произнесла она. – Как в принципе любой человек разумный… даже только потому, что он пьет кофе…

– Я использовал эту тему как пример. – Мне понравилась ее мысль.

– Как мой эмоциональный эквивалент. – Ей в голову приходили замечательные мысли.

И это была замечательная голова.

И мне уже тогда и до конца был дорог этот мозг.

Мне был необходим этот разум, как таблетка от скуки.

От привычки.

От времени.

От ада.

От одиночества.

Короче, от синонимов.

Я понял это очень быстро, поэтому так вероломно разрушал чужую жизнь. Стараясь не думать о мирно спящем где-то неподалеку мне подобном.

Инстинкт самосохранения.

Чтобы выжить, таблетку часто приходится отнимать.

– Ты веришь в Бога? – неожиданно спросила она.

– Да.

– Многие не верят.

– А ты?

– Верю.

– И я.

– Почему?

– Если есть бес, значит, есть Бог.

– Почему есть бес? – Она постоянно фиксировала изменения моих глаз. Она умела определять по этим данным эмоциональную сторону моей правды. И отличала ее от чего бы то ни было.

– Он постоянно уговаривает меня сделать что-либо. Даже выпить лишнюю чашку кофе.

– Думаешь, это бес?

– А кто?

– Наверное, ты прав. – Новая чашка в красивые пальцы. – Время сигареты?

– Только когда мне скучно.

– Хороший индикатор, – оценила она, – отношений между людьми.

– У меня есть приятель, – сказал я. – Его спутница представляет собой набор плат и механизмов, он говорит, что его собственная личность настолько сложна и многогранна, что с глупой женщиной он жить не сможет, а аналогичная ему так же немыслима, потому что он едва выдерживает собственные заскоки.

– Робот? – широко распахнулись глаза девушки.

– Самообучающаяся программа, – подтвердил я. – Он считает, что так проще. Робот не может быть тупым, потому что он робот, кроме того, он эмоционально сбалансирован, он понимает только позитивные эмоции. При этом ты сам выбираешь себе внешность, так сказать, вызываешь к жизни свой идеал, определяешь базу представлений: самостоятельно шпигуешь его нужными и ненужными словарями. Он делает все, чего ты хочешь, не прекословит, он безумно красив, энциклопедически умен, с ним можно говорить серьезно, можно шутить. Он знает и про любовь, и про смех, и про все что угодно, единственное, чего он не знает, – кто он есть.

– Ты тоже считаешь, что так проще?

– Я – нет. Хотя, когда он познакомил меня с ней… в общем, я не заметил разницы. Если бы он не сказал мне сам, я считал бы его просто везунчиком. Я думал об этом много… – Моя рука с чашкой непроизвольно дернулась; почему-то мне показалось, что все, и в первую очередь она, заметили признак волнения. – Но потом пришел к выводу, что мне нужен человек. Обладание человеком, личностью – вот в чем соль. Никакой искусственный интеллект не заменит индивидуально-определенную личность. Обладающая всеми эмоциями, способная на безумство, неупорядоченная, амбициозная, способная, в конце концов, и любить, и предать…

– Заведи собаку, – ухмыльнулась она.

– Не подумай, – замахал я руками, – я не привязываю это к тебе, хотя ты безумно нравишься мне и, пожалуй, я скоротал бы с тобой остаток жизни. Но ты дала понять… И я уважаю чужой выбор. Вообще, не знаю, почему я это вспомнил. Хотя – знаю! Несколько дней назад я сделал предварительный заказ. Позвонил по телефону, который дал приятель. А тут просто смотрел на тебя, говорил с тобой и подумал: как прекрасно, что ты живая, как замечательно, что ты непредсказуема, что ты не будешь делать только то, чего хочу я, что у тебя есть и отрицательные эмоции. Смотрел на тебя и думал: какая прекрасная жизнь сидит рядом со мной, гипнотизирует меня взглядом, говорит забавные вещи… Зачем мне кусок металла, про который я буду знать, что он металл. Где-то там… в глубине своей… где должна быть душа, там рвет и мечет малютка-мотор… – Я допил очередную чашку. – Хочу душу…

Повисла пауза. Будто случайно я посмотрел сквозь стекло стола на тонкую разметку ее замечательных ног с красивыми стопами. Такими, которые редко бывают даже у очень красивых людей.

– Симпатичные ножки, – сказал я, дабы заполнить возникшую пустоту.


Еще от автора Роман Коробенков
Прыгун

«Столичный Скороход» Москва 2012 Художник Дмитрий Черногаев Роман Коробенков К 66 Прыгун. — М.: Столичный Скороход, 2012. — 544 с. ISBN 978-5-98695-048-8 © Столичный Скороход, 2012 © Р. А. Коробенков, 2012 © Д. Черногаев, оформление, 2012.


Рекомендуем почитать
Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия

Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.


Безумие Дэниела О'Холигена

Роман «Безумие Дэниела О'Холигена» впервые знакомит русскоязычную аудиторию с творчеством австралийского писателя Питера Уэйра. Гротеск на грани абсурда увлекает читателя в особый, одновременно завораживающий и отталкивающий, мир.


Ночной сторож для Набокова

Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.


Книга ароматов. Флакон счастья

Каждый аромат рассказывает историю. Порой мы слышим то, что хотел донести парфюмер, создавая свое творение. Бывает, аромат нашептывает тайные желания и мечты. А иногда отражение нашей души предстает перед нами, и мы по-настоящему начинаем понимать себя самих. Носите ароматы, слушайте их и ищите самый заветный, который дарит крылья и делает счастливым.


Гусь Фриц

Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.


Слава

Знаменитый актер утрачивает ощущение собственного Я и начинает изображать себя самого на конкурсе двойников. Бразильский автор душеспасительных книг начинает сомневаться во всем, что он написал. Мелкий начальник заводит любовницу и начинает вести двойную жизнь, все больше и больше запутываясь в собственной лжи. Офисный работник мечтает попасть в книжку писателя Лео Рихтера. А Лео Рихтер сочиняет историю о своей возлюбленной. Эта книга – о двойниках, о тенях и отражениях, о зыбкости реальности, могуществе случая и переплетении всего сущего.