Рождественское обещание - [9]

Она долго стояла на молу, рассматривая фрегаты на якоре. Из «Морской Хроники» Ианта узнала, что большинство кораблей направлялись в порты приписки, чтобы стать на прикол, ведь теперь бесконечная война закончилась. Не удивительно, что Миа стал бездомным. Какая ирония, что она сама тоже скоро лишится дома.

Даже в качестве услуги для миссис Филлион, Фолк не мог заставить себя вернуться в кладовую, за исключением того, чтобы перенести свои двенадцать дневников наверх. Всякий раз, когда он оказывался в кладовой, у него по коже бежали мурашки из-за стольких покойников вокруг: Аберкромби, Айнсли, Бейкер, Брайдуэлл, Ботелл, Каррутерс, Диксон, Эджели, Этеридж. Миссис Филлион хранила все личные вещи в алфавитном порядке[13]. Какое облечение, что среди них не было Фолка. Он сможет носить дневники с собой в холщовой сумке, пока не выяснит, что собирается делать со своей жизнью.

Погода была промозглой, но Фолк провел следующие два дня, шагая из Плимута в Девонпорт и обратно, притягиваемый к тому месту, где на якоре покачивался «Спартанец», с убранными парусами и без пушек. Он завидовал кораблям, где осталась команда, которые набирали припасы и возвращались обратно к своим обязанностям.

Миссис Филлион остановила его, когда капитан вернулся с одной из продолжительных прогулок, и сообщила новости о том, что на конторке его дожидаются три письма — сам по себе знаменательный факт. Первое письмо Фолк ожидал — квартальный отчет от Брастейна и Картера, свидетельствующий о том, что банковские дела в полном порядке. Здесь волноваться не о чем.

Его сердце забилось чаще при виде следующего письма, больше напоминающего официальный документ с так хорошо ему знакомой выпуклой печатью. Фолк развернул документ, едва смея надеяться.

Слава Богу. Лорд Адмиралтейства предлагал ему другой корабль. Его «просили и требовали» явиться в Адмиралтейство в четыре склянки на утренней вахте[14] 15 января 1816 года.

Ему предлагали другой фрегат, с сорока четырьмя пушками и ласкающим слух именем «Голайтли». «Голайтли» должен сопровождать караван судов с преступниками в Австралию.

— Много лет я не бывал в этих местах, — прошептал он вслух. Когда дождь за окном превратился в мокрый снег, Фолк почти ощущал тепло солнца противоположного полушария на своей спине.

Последнее письмо было написано почерком, который он не знал. Однако капитан смог ощутить внутри монеты, так что догадаться было легко. Ианта, тебе не нужно было возвращать мне деньги, подумал он, расправляя письмо на бедре.

Дорогой Миа,

Вообрази мое удивление, когда я узнала, что ты пришел на помощь моим глупым детям. Как только ты сможешь собраться, сразу же отправляйся сюда, в Торки — мы приглашаем тебя провести с нами Рождество. Мы все согласны насчет этого, так что не пытайся уклониться. Наш дом — белый со светло-голубыми ставнями на Клермонт-стрит.

С искренним приветом,

Ианта Мирс.

Он не ожидал, что она все еще будет носить фамилию Мирс, совсем нет. Что случилось с мужчинами на побережье Девоншира? удивился Фолк. Он вспомнил также Клермонт-стрит и нахмурился. Это скромная улица, где жили семьи корабельных плотников, канониров и помощников хирурга. Капитан еще раз прочитал письмо, но оно больше не раскрыло никаких тайн.

Удовлетворенный, Фолк снова прочел все три письма, радуясь квартальному отчету, приходя в экстаз от «Голайтли», и философски настроенный насчет послания из Торки. Прошло так много лет с тех пор, как он видел Ианту Сноу — слишком много, чтобы все еще любить ее, особенно потому, что в течение нескольких последних лет он думал о ней не больше пяти раз в месяц. Тем не менее, в том, что касалось ее, Фолк оказался плохим пастырем. Может быть, он на самом деле сможет оказать Джиму услугу и выполнить то обещание, которое дал ему на скользкой палубе «Завоевателя». Может быть, Ианта на самом деле нуждается в том, чтобы за ней присматривали.

Торки во многом остался таким же, каким Фолк его помнил — прелестным городком на живописном заливе. Его храбрость, никогда не подвергавшаяся сомнению под огнем противника, кажется, получила прямое попадание, когда он шагал по Клермонт-стрит к единственному дому со светло-голубыми ставнями. Капитан нахмурился, когда увидел, что дом довольно маленький и обветшавший к тому же, его давно нужно покрасить. Но Фолк не смог найти недостатков в аккуратном дворе Ианты, или в цветочном горшке с пальчатыми фиалками, которые дом все еще защищал от господствующего зимнего ветра. В этих цветах было что-то очаровательно храброе, и он кивнул им в знак одобрения.

Фолк все еще улыбался, когда Ианта открыла дверь. Он еще не успел постучать; должно быть, она высмотрела его из окна.

Джеремия полагал, что после этого Ианта могла бы сделать все, что угодно. Но она всплеснула руками у груди так, словно Фолк — самый драгоценный подарок, который ей только доводилось получать. Он с трудом устоял перед побуждением оглянуться через плечо и посмотреть, не стоят ли за ним на тротуаре, стремясь обогнать его, к примеру, лорд-мэр Лондона или сама великая Сара Сиддонс.

— Это все тот же Миа Фолк, — проговорил он. — Только старше.