Рождественское обещание - [7]

Фолк больше не беспокоился об Ианте Мирс. За «Нэнси» быстро последовал сторожевой корабль, а затем — великолепный «Спартанец». Наполеон управлял его жизнью с такой же уверенностью, словно корсиканский тиран был кукловодом. На протяжении еще десяти лет он управлял судами, сражался и блокировал порты, до тех пор, пока все это не закончилось в Плимуте, где и началось двадцатью двумя годами ранее.

Фолк проснулся посреди ночи, разбуженный скрипами и стонами старой гостиницы, и подумал об Ианте Мирс. Зная, что не уснет, капитан сунул руку в парусиновый мешок[12] и шарил в нем до тех пор, пока не нашел связку писем. Он взял их с собой на кресло у камина, помешав там кочергой, чтобы вызвать чуть больше жара.

Писем было не так много, как бы ему хотелось, главным образом потому, что некоторые находились на дне океана, а другие исчезли, как обычно исчезает бумага. Учитывая, что Фолк написал все эти любовные письма по просьбе Джима Мирса, удивительно, что он хранил их.

Его отец был управляющим у сэра Уильяма Мирса. На свет появилось четверо полных надежд детей Фолков, но денег никогда не было много, потому что сэр Уильям никогда никому не переплачивал. Главная ирония жизни заключалась в том, что из всех детей в живых остался только Фолк, профессия которого была самой опасной в Англии.

Он вырос вместе с Джеймсом Мирсом, младшим сыном. Когда Джиму исполнилось четырнадцать лет, сэр Уильям воспользовался семейными связями, чтобы устроить сына гардемарином на «Агамемнон». По запоздалой мысли, сэр Уильям включил в эту сделку и сына своего управляющего. Так началась военно-морская карьера Фолка.

Фолк прочел два письма, удивляясь, когда именно они оба влюбились в Ианту Сноу, дочь викария сэра Уильяма. Джеремия встречался с ней довольно часто, пока Джим учился в школе. Думаю, что я сделал свою заявку раньше, сказал себе Фолк. Толку мне от этого было как от козла молока. В 1802 году наступило временное затишье, когда на короткий период наступил мир — если его можно было так назвать, и гардемаринов отпустили на берег. Именно в тот момент Ианта Сноу, моложе его и Джима, теперь превратившаяся в красавицу, очаровала их обоих.

Находясь в одиночестве в своей комнате, Фолк даже не пытался остановить непостижимое возбуждение, которое он всегда ощущал, когда думал о своей ранней любви. Интересно, ее волосы все еще имеют оттенок тусклого золота, подумал он. Я уверен, что ее глаза все еще такие же голубые, как Торбей.

Когда ужасное время в качестве гардемарина закончилось, он и Джим расстались, отправившись на разные корабли, и встретились только на «Буке», шатком, дырявом, вонючем линейном корабле, где Фолк был первым помощником, а Джим вторым. Теперь, после еще одного визита домой, Джим был по уши влюблен, лишался дара речи от восхищения Иантой Сноу. Возможно, это оправдывало его случайные оплошности в решениях, принимаемых на квартердеке.

Даже если он доживет до семидесяти лет, Фолк никогда не забудет ту ночь, когда Джим впихнул его в свою крошечную каюту и попросил о помощи.

— Миа, ты пишешь намного лучше меня. Можешь ли ты… Посмею ли я попросить… Сможешь ли ты писать за меня письма Ианте?

Непостижимо, но лейтенант Джим Мирс был застенчивым, и без всякого на то основания, учитывая его хорошее происхождение и привлекательную, смуглую девонширскую внешность. К тому же его семья располагала деньгами, по крайней мере, в достаточном количестве для того, чтобы сделать его респектабельным. У Фолка не было ничего из этого. Вдова, за которой он недолго ухаживал в Неаполе, однажды отметила его великолепные плечи и сложение, а затем он на самом деле позировал обнаженным той герцогине в Ливорно, которая изображала из себя скульптора — но только тогда, когда отсутствовал герцог. Тем не менее, Джим Мирс обладал привлекательным лицом, если не телом.

Застенчивый. Таков был Джим Мирс, который с пылающим лицом умолял и льстил ему при этом, потому что Фолк знал, что может писать намного лучше, чем ходящий по морям сын сэра Уильяма. Кроме того, сейчас они находились на Востоке, где климат был влажным, а жизнь — скучной. Он согласился писать для Джима письма — чудесные отрывки прозы, выражающие любовь до гробовой доски к Ианте Сноу. Сделать это было легче легкого, потому что каждое его слово шло от сердца.

Джим оставался в неведении. Когда Фолк завершал очередной шедевр поклонения, Джим переписывал его собственным почерком и отдавал оригинал раздосадованному владельцу. Результатом стала помолвка, заключенная по переписке, а затем свадьба в Торки, когда Фолка назначили первым помощником на более мощный линейный корабль, на котором он жарился тогда возле Индии.

После этого ему не хотелось видеть Джима, главным образом потому, что они в течение многих лет делились друг с другом секретами. Фолк обладал сильным характером, но при этом знал, что не сможет вынести какого-либо описания брачного блаженства друга с Иантой Мирс — только не тогда, когда он отчаянно хотел ее сам. Лучше не встречаться в море с человеком, который стал невольной причиной его несчастья.

В этот раз они провели порознь три года, после чего их обоих назначили на «Завоеватель», Джима — первым помощником (сэр Уильям был знаком с капитаном), а Фолка — вторым. Во время битвы при Трафальгаре Фолк был полностью поглощен своими обязанностями на верхней батарейной палубе, пока не увидел, как Джим нерешительно действует на мостике. Ошибка была простой, может быть, Джим испугался. В конце концов, это же Трафальгар. На минуту оставив свой отличный оружейный расчет, Фолк помчался на палубу и отменил приказ Джима, только потому, что капитан Израиль Пеллью занимался другим делом.