Рождественский квест - [20]

«А млеко-яйки у населения отнимать это красиво?» — подумал Сергей, вспомнил о помятых боках и озвучивать свои мысли не стал.

— Ну ладно, давайте перейдём к делу, — гестаповец открыл ящик стола и выложил пухлую кожаную папку. — Мы за вами давно охотились, с самого начала оккупации Царского Села.

— За мной? — опешил Крутой.

— Это ведь ваша работа?

На столе появились листовки. «Тайный фронт». «Та самая газета, которую распространял мальчишка, — проскочило в голове. — Если только я правильно соединил в голове свои мимолётные догадки».

— И ведь как хорошо написано, таким гладким слогом, будто на вас работает настоящий писатель.

Капитан взял один из листков, вытащил из нагрудного кармана кителя футляр и, раскрыв его, достал очки в позолоченной оправе. Надел их на переносицу, поправил.

— «Среди населения города много детей, — процитировал он. — Мы обязаны сохранить их, они будут восстанавливать страну после победы, они вернут городам утерянную красоту».

Отложив листовку, капитан посмотрел на Сергея поверх очков.

— Красиво сказано? Лично мне понравилось. И даже почему-то кажется, что я уже читал раньше нечто подобное. Не то стиль изложения, не то мысли. Что-то такое неуловимое, туманное в голове кружится.

— Вы очень хорошо говорите по-русски.

Офицер спрятал очки в футляр.

— Я учил ваш язык. Приезжал в Москву до войны, жил здесь некоторое время. Классику читал. Толстого, Достоевского. Мне даже немного жаль, что мы воюем именно с русскими, но что поделаешь, война. Я солдат.

— Книжки читать — это хорошо, — заметил Крутояров, затягиваясь сигаретой, — Но я не вижу связи. При чём здесь эта листовка?

— Ведь это ваша работа? — капитан подвинул листок по столешнице к собеседнику. — Мальчишка был распространителем, а вы или верстальщиком, или статьи писали.

Пленник усмехнулся и выпустил пару колец, глядя, как они медленно растворяются в воздухе.

— Нет. Я был бы только рад, если бы писать умел. Признаюсь, я даже письмо маме мучаю по полдня, а выходит: «Мама привет, у меня всё хорошо и погода стоит прекрасная».

— Значит, вы только распространитель? — продолжал настаивать гестаповец.

— А если я скажу, что просто мимо проходил? Ведь не поверите?

— Не поверю.

— Эти листки я впервые увидел только сейчас.

— А мальчишка?

— Не знаю. Просто смотрю — мальчик от солдат бежит, вот и решил помочь. Ведь детей сохранить надо. Для будущего.

— Ну ладно, похохмили и достаточно. Одну листовку нашли в вашем кармане. Где типография расположена?

Сергей вздохнул. Затушил сигарету. Протянул руку к пачке, раскрыл её, взял вторую. Капитан почти услужливо протянул зажигалку, и она опять зажглась без его помощи, вызвав возглас удивления.

— Как это у вас получается? — спросил офицер, вертя перед глазами зажигалку. — Ведь это вы сделали?

— Ну, это маленькое волшебство по сравнению с тем, что я умею, — ответил Крутояров и снова затянулся. Сигареты были очень слабыми даже для него, а ведь он бросил курить года два назад.

Капитан молча смотрел на него, словно надеялся увидеть в руке волшебную палочку.

— Это правда?

— Сколько сейчас времени, капитан? — спросил пленник и, скользнув в часы, вытолкнул сонную кукушку наружу.

Часы закуковали, капитан от неожиданности подскочил, Крутой улыбнулся и оставил кукушку в покое.

— Не бойтесь, это не бомба, а только часы. Кстати, капитан, а вы умеете на фортепиано играть?

Сергей «заглянул» в чрево инструмента и коснулся струн. Они нежно заныли. Ударил по одной, потом по другой, по третьей и потом медленно, на слух исполнил «Чижика-пыжика». При этом он постукивал пальцами по столу, и покачивался на стуле, изображая виртуоза-пианиста. Капитан смотрел на него почти с ужасом.

Однако офицер был калачиком тёртым. Если и удалось выбить его на время из колеи, то напугать не получилось.

— Вы дьявол! — сказал гестаповец и резким голосом позвал солдата. — И вы распространитель незаконной газеты! — добавил он, когда солдат вошёл в кабинет и встал за спиной Сергея.

— Ну, если бы я и впрямь был распространителем газеты, — сказал Крутояров, стараясь повернуться так, чтобы солдат был виден ему боковым зрением, — то навряд ли знал бы, где печатный станок стоит. Конспирация.

— Значит, молчать будете?

— Ну, я ж не молчу. Я говорю. И фокусы показываю.

— Хватит фокусов! — офицер кивнул солдату, и тот ударил пленника прикладом карабина в скулу. Крутояров упал вместе со стулом.

Сергей сел, прислонившись спиной к опрокинутому стулу. Из рассечённой скулы текла кровь, капая на пол. Кровь до пола не долетала. Исчезала. Он прикоснулся рукой к скуле, осмотрел мокрую покрасневшую ладонь. Оттер о паркетный пол. Кровь медленно растворила и исчезла. «Кровушка моя возвращается в светлое будущее», — подумал Сергей и рассмеялся.

Поднял голову и поглядел на солдата, который застыл перед ним с карабином в руках. Воин рейха стоял, широко расставив ноги, видимо символизируя незыблемость великой арийской расы.

— Чего вылупился? — зло спросил Сергей. — Кровь хотел мне пустить, сука? Отольётся вам каждая капля нашей крови! Может, тебе на пианино сыграть, сученыш?

Сергей скользнул в механике по струнам пианино, и какофонические звуки наполнили комнату.