Рождённый в Третьем рейхе - [4]

И всё же, расставаясь, оба чувствовали, что они так много не сказали друг другу…

Потом Лаура с сыном навестили родителей Пауля. Это была очень богатая семья, они владели несколькими текстильными предприятиями, большинство из которых сейчас работало для фронта: выпускали ткани для солдатской формы и офицерских мундиров. У них было три сына, все они находились на Восточном фронте. Хотя, точнее сказать, теперь один Пауль, средний сын, был на Востоке. Фотографии старшего Вальтера, отца двух детей, и младшего Курта, совсем ещё юного мальчика, уже стояли в траурных рамках.

Фрау Ангела и герр Вильгельм Линде встретили Лауру и Августа сдержанно. Нет, безусловно, они обрадовались, увидя невестку и внука, но не тот момент был, чтоб бурно проявлять свою радость. Фрау Ангела, уже отплакавшая своё горе, прижала к себе Лауру и маленького Августа. Она не снимала чёрного платья.

– Хорошо, что пришла, Лаура, – сказала она. – Как наш Пауль?

– Он оперирует. Его не отпустили из госпиталя, работы много. Мы приедем вместе в сентябре на юбилей моей мамы.

Они сели вместе обедать в просторной столовой, где за большим обеденным столом было так много пустых мест…

В беседе её расспрашивали о России, о госпитале, о местных жителях и вообще о войне. Герр Вильгельм сказал, что у него остался один сын и ему бы следовало вернуться в Германию, ведь кому-то надо унаследовать текстильную империю.

– Но Пауль – врач, – робко возразила Лаура. – Он не раз мне говорил, что ничего не понимает в бизнесе и экономике, поэтому не собирается заниматься семейным бизнесом.

– Неважно, что говорил Пауль, – резко ответил Вильгельм Линде. – У меня из трёх сыновей остался один. Он должен принять дело, ведь больше некому.

Помолчав, он продолжил:

– Да, я готовил для этого Вальтера. Но Вальтера нет. И Курта нет. Есть только Пауль, он обязан вести семейное дело.

Август, следивший за разговором, понял, что речь идёт о его папе, которого принуждают делать что-то такое, чего он не хочет. И сын понял, что должен постоять за отца.

– Я займусь семейным делом, – серьёзно сказал маленький мальчик. – Я стану вашим помощником и буду управлять фабриками.

* * *

Десятидневный отпуск пролетел незаметно. И вот они снова на вокзале у пышущего паром паровоза, отфыркивающегося во все стороны. Август в специально сшитом для этого случая костюмчике – курточке и штанишках до колен, как носят все немецкие мальчики, стоял на перроне, прощаясь с бабушками, дедушкой, тётей, кузенами. Все его целовали, тискали, желали скорейшего возвращения, высказывались Лауре о том, что это чистое безумие – брать с собой ребёнка.

Август мало вникал в разговоры взрослых. Ему хотелось поскорее зайти в вагон и поехать путешествовать, ведь он мечтал стать машинистом. Тем более что в конце путешествия его ждёт папа, с которым они очень хотят друг друга увидеть. Август беспокойно посматривал в сторону вагона и рассеянно слушал пожелания родственников. Наконец, проводник стал торопить отъезжающих, прося их занять свои места. Тут начались прощальные слёзы, объятия и поцелуи.

Фрау Эльза обняла внука, поцеловала его, стесняющегося бабушкиных ласк, и вдруг на какой-то миг ей почудилось, что она видит его в последний раз. Она крепко прижимала его к себе, а ей казалось, что объятия её пусты, будто она обнимает воздух и там никого нет… Да нет же, вот он, живой и здоровый, её маленький улыбающийся крепыш Август. Она тут же прогнала от себя это наваждение.

Лаура с сыном вошли в вагон. Поезд тронулся, и перрон с провожающими стал отставать, уходить назад, вскоре вообще исчез. Поезд пошёл на восток.

А провожающие ещё долго стояли на перроне, глядя вслед удаляющемуся пассажирскому составу…

* * *

Август быстро освоился на новом месте. Ему всё было интересно. Любознательному мальчишке всё хотелось самому рассмотреть, попробовать, потрогать. Правда, ему не разрешалось выходить за пределы госпитального городка во избежание каких-либо неприятностей и неожиданностей. Поэтому он всегда находился на территории госпиталя. Пока родители были в операционной, он ходил то на больничную кухню, где ему всегда перепадало что-нибудь вкусненькое, то бродил по аллеям, глядя, как раненые после операций и лечения заново учатся ходить, то следил за жизнью насекомых. Он нашёл муравейники и смотрел, как муравьишки собирают себе пропитание на зиму. Они тащили домой разные крошки и травинки. Август приносил с кухни кусочки хлеба или сахара и подкладывал им. Сбегалось множество муравьёв, они выползали из муравейника, облепляли неожиданно свалившийся на них подарок, и вскоре от него не оставалось ничего – всё было перенесено в подземные закрома. Ещё Август проводил такие эксперименты: брал муравья из одного муравейника и запускал его в другой. К нему сразу же сбегались «местные», а он со всех ног бросался наутёк. Август травинкой возвращал его, не давая сбежать. Но хозяева не соглашались с таким вторжением, нападали на пришельца, а он вновь спасался бегством…

Очень нравились Августу стрекозы. Их было много, они летали везде, часто садились на садовые цветы на клумбах и цветниках и на бельевые верёвки. Они сидели, гордо расправив крылышки в разные стороны, но едва он приближался к ним, они, словно прислушиваясь, опускали их ниже и ниже и, как только он протягивал руку, они неожиданно взлетали. А если удавалось поймать стрекозу, Август, держа её за крылья, давал ей палец другой руки. Та вцеплялась в него всеми своими лапками и пыталась его при этом укусить. Были видны её маленькие челюсти, которыми она хватала его за палец. Август смеялся от щекотки и выпускал пленницу. Стрекоза, распрямив крылья, улетала высоко в небо. Обычно стрекозы были жёлтенькими, но изредка попадались и красные, они назывались пожарниками. Августу лишь раз удалось поймать «пожарника». А ещё он видел больших, почти гигантских стрекоз, они появлялись только вечером, и поймать их было невозможно. Были и мелкие, вовсе не стрекозы, но похожие на них, очень тоненькие, миниатюрные, их называли иголочками. Крылышки у них были совсем узенькие, ему страшно было покалечить это существо, поэтому Август не ловил «иголочек», а только смотрел на них.