Рожденная Огнем - [21]

Ночную тишину нарушали лишь начавшие оживать сверчки да копошащийся у берега мальчишка, старающийся умыться так, чтобы не замочить грязные лохмотья, с трудом имеющие право называться одеждой. Хрустнувшая ветка в кустах и выскочивший на берег трусливый заяц насмерть перепугали взвинченного ребенка. Тонко вскрикнув, тот лихо сиганул в воду, устраивая заодно и стирку.

— Выходи, непутевый, — подозвала я трясущегося ребенка, старательно выжимающего промокшую насквозь одежду. С волос ручьями стекала вода, но зато теперь мальчика с уверенностью можно было назвать в меру чистым. Стянув куртку и отдав мальчику, я отвернулась, дожидаясь пока он избавится от лохмотьев и переоденется. Куртка у меня была отнюдь не длинная, но ребенок уместился в ней почти целиком. Накинув ему на мокрую голову капюшон, я лишь улыбнулась.

— Есть здесь поблизости деревня какая? Или село? Или двор постоялый?

— Пастуши, — мальчик вытянул руку, сражаясь с длиной рукавов, и указал направление. — Просека через лес идет прямо к деревне.

— Отлично, а теперь суй руку обратно и грейся. Как звать-то тебя, кстати?

— Т-тайн, — шмыгнул носом ребенок, направляясь следом за мной, ступившей на лесную тропу. Просека шла через лес, иногда так отчаянно петляя, что душевное и физическое состояние проложивших ее путников подвергалось сомнению. Зевающий во весь рот Тайн вскоре начал наступать на рукава куртки, только каким-то чудом оставаясь на ногах. В конце концов, в приказном порядке, я заставила ребенка лезть мне за спину, что по его жалобным восклицаниям было совершенно неуместно. Но с мальчиком на спине стало заметно теплее. Как бы ни противился Тайн, спустя несколько минут он уже спал.

Ребенок был настолько худ, что казалось, не будь на нем куртки, он исколол бы мне спину выпирающими ребрами. Весь его вес — кости, обтянутые кожей, да одежда. Ночь поглотила все звуки вокруг. Ни шороха, ни шума воды, лишь мои шаги и хрустящий настил под ногами. Разве что шальная ворона, бывало, где-то подаст голос, перепугав до полусмерти, и снова затихнет. Даже волки не покушались на наши жизни, хотя мы, словно блюдо на золотом подносе, шли по их территории. Наверное, сегодня они охотились где-то в другом месте, повергая в ужас менее везучих путников. Время текло незаметно. Непонятно сколько прошло его, прежде чем лесная тропа вышла к утоптанной узкой дорожке, идущей вдоль местами покосившегося забора, должного обозначить границы деревни. Недолго думая, я не стала искать официального входа, просто перебравшись через особо пригнувшийся к земле участок ограды. Тайн уже давно перестал быть пушинкой, оттягивая затекшие руки.

Шаг сбивался, а заплетающиеся ноги вылавливали любое препятствие на пути. Словно сама земля жаждала получить отпечатавшийся на ней силуэт ночных путников. Небольшая деревня насчитывала примерно пятнадцать — двадцать деревянных домов. Улицы пустовали, а на неогороженных участках отсутствовала лающая живность, способная перебудить пол округи. Лишь в одном доме в окне виднелся крошечный огонек свечи. Постучав в первый раз, и не дождавшись ответа, я занесла кулак для второй попытки. Дверь приоткрылась, и в лицо мне уставился арбалетный болт. Хозяева были поистине радушными людьми.

— Какая нечисть шляется тут по ночам? — рявкнул мощный женский голос из-за двери. Сказать по правде, я испугалась, чуть не опустив руки и не уронив спящего ребенка. Сама Королева не смогла произвести на меня такого впечатления.

— Нам нужен ночлег, — я удивилась писклявости собственного голоса.

— По пути к Каори есть трактир. Вот и шагайте лесом, — дверь захлопнулась.

— Я заплачу! — в отчаянии крикнула я, от чего должны были проснуться как минимум соседи. Но эта фраза во все времена и во всех мирах имела одинаковый магический эффект.

— Три золотых! — послышался голос из дома. Женщина будто заглянула мне в карман, пересчитав монеты и определив точную сумму. Не зная много это или мало, я согласилась.

Дверь снова открылась. Не убирая арбалет, женщина протянула руку. Извернувшись, я вытащила деньги, отсчитав золотые и убрав оставшиеся серебряные монеты обратно. Грозная хозяйка поднесла ладонь к лицу, проверила содержимое и отошла-таки от двери, впуская нас внутрь. Просторные сени с дубовой скамьей и вбитыми в стену крючками для верхней одежды, за неимением которой сейчас здесь висели веники и черпаки. Под скамьей расставлены в ряд несколько пар обуви. Хозяйкой дома была дородная дама с румянцем на щеках и пучком на голове. Женщина проводила нас в кухню, обозначив местом ночлега теплую печку да скамью вдоль нее. Уговорить поделиться с нами подушками и одеялом не составило труда. Наконец Тайн был уложен на печи, а мне любезно предложили молоко и хлеб. Марфа проживала в доме с сыном и мужем, который отправился на несколько дней к родственникам, оставив женщину следить за хозяйством, насчитывающим двух поросят и трех кур, обитающих в небольшом хлеву на заднем дворе дома. Как призналась Марфа, за три золотых мы могли бы с почестями провести ночь в более дорогом заведении. Но с деньгами расставаться не спешила.