Рождение Римской империи - [42]

Сенаторское сословие, как таковое, сохранило все свои привилегии, свое значение высшего сословия, свою обособленность, свои традиции, свое высокое имущественное положение, сознательно поддерживавшееся Августом и ставшее критерием принадлежности к сословию вообще. Б государственной жизни ему отведены были важные функции: командование войском и управление провинциями, заведование целым рядом важных отраслей администрации в Риме и Италии. Ко всему этому доступ давали, как и раньше, городские магистратуры, получение которых было привилегией только членов сенаторского сословия.

За пользование всеми этими привилегиями сенаторское сословие принуждено было, однако, подчиниться полному контролю со стороны верховного вождя: его рекомендация решала вопрос о выборе тех или иных лиц магистратами, то есть вопрос о правителях провинции и командирах войска; от его имени действовали бывшие магистраты в провинциях и войске, имея римcкoe imperium[217] независимо от верховного вождя, в качестве бывших преторов и консулов, но пользуясь им только по поручению, как послы — легаты императора.

Для сохранения преемственности нового строя от старого удержан был теоретический суверенитет сената над некоторыми провинциями с чисто гражданским управлением (за исключением Африки, где имелась армия) и управление ими бывшими магистратами не в качестве легатов императора, а в качестве полномочных носителей власти, дарованной народом.

Но и тут право рекомендации на магистратуры, дававшие доступ к управлению провинциями, и политический контроль административной деятельности в провинциях через агентов Августа, управлявших его личными имениями в считавшихся сенатскими провинциях, делали самостоятельность правителей этих провинций призрачной. Юридически над ними тяготело и верховное imperium Августа, унаследованное им от Помпея, когда он стоял во главе всего Востока.

Наряду с этой огромной ролью, которая отдана была сенаторскому сословию, роль сената, как учреждения, была сведена почти на нет. Формально положение сената не изменилось. Все его права остались de jure[218] нетронутыми. Но фактически переход всех цензорских функций к Августу ставил личный состав сената в полную от него зависимость, так как он один теперь фактически пополнял состав сената и имел право исключать «недостойных» членов. Квалификация к получению права голоса в сенате, то есть исполнение тех или иных магистратур, также находилась в руках Августа, в силу уже указанного права Августа рекомендовать народу кандидатов на магистратуры.

Наконец, право голосовать первым в сенате в тех заседаниях, в которых Август не председательствовал и притом и лично, и письменно, право присущее ему, как первому в списках членов сената (princeps senatus), далее право председательствовать в любом заседании сената и право, в силу дарованной ему трибунской власти (наследие Цезаря), кассировать любое решение сената ставили сенат, как таковой, в полную от него зависимость.

Сенат и сенаторское сословие, как это было уже при Цезаре, сделались, таким образом, орудием в руках Августа, но сохранили — и в этом принципиальная разница от того, что сделано или предположено было Цезарем — самое ценное для них — свои сословные и политические привилегии, свою роль правящего сословия, свою не стоявшею в зависимости от произвола императора, неразрывную связь с государством — краеугольный камень римского строя. Август сумел, таким образом, охранить для государства вековой опыт управления государством, накопленный сенатом, поставить его на службу новому строю, но подчинить все действия сената и членов сенаторского сословия своему верховному контролю и надзору.

Не менее важным вопросом был вопрос о всадническом сословии, в руках которого фактически находилась вся машина управления финансами государства: сбор податей в качестве откупщиков государства, использование государственных имуществ в качестве арендаторов таковых. Разрушать эту сложную, длинным рядом десятилетий налаженную машину значило приостановить ход этой машины, на место которой поставить было нечего.

Но заменить эту машину по частям другою было необходимо. Она работала плохо, то есть не столько в интересах государства, сколько в интересах его контрагентов. Здесь не место следить за тем, как постепенно машина была перестроена и на место откупщика встал чиновник. Это было процессом медленным и постепенным, только начало которому положено было Августом. В своих книгах о государственном откупе и о колонате я дал картину хода этого процесса.

Важно, однако, указать на то, что Август отнюдь не пытался немедленно сломить упомянутую машину: она едва затронута была его финансовыми реформами и во главе ее продолжало стоять всадничество. Но Август сумел одновременно направить волну деловитости и энергии всадничества и в другое русло.

Он резко подчеркнул, прежде всего, сословную обособленность высших цензовых элементов римского гражданства, чем фактически уже давно было всадничество, поставил занесение в списки всадников в зависимость от себя, как фактического осуществителя функций цензорской власти, слил всадническую и сенаторскую молодежь в одну массу кандидатов на замещение офицерских должностей в армии, которые были открыты только этим двум сословиям (речь идет о командирах отдельных самостоятельных и включенных в легионы войсковых частей), поставил в зависимость от своего выбора передвижение из всаднического сословия в сенаторское, чем первое сделалось рассадником (