Рождение огня - [46]

Но сегодня ни мать, ни сестра не знают о моей прогулке за ограду. Ведь я даже следы постаралась запутать. Так что если задержусь надолго, они, конечно, голову потеряют от тревоги. Я и сама едва не теряю присутствие духа, потому что сильно подозреваю, что неспроста, ох, неспроста ток включили как раз в тот день, когда я сбежала в лес...

Думаю, никто не видел, как я протиснулась под оградой, но кто ж его знает? И у деревьев есть глаза. Кто-то же донёс о том, что мы с Гейлом целовались вот на этом самом месте. Правда, это было среди бела дня и до того, как я стала вести себя намного осторожнее. А нет ли здесь, случайно, камер круглосуточного наблюдения? Я уже как-то гадала на этот счёт. Может быть, именно таким путём президент и узнал о поцелуе?

Когда я сегодня утром направлялась в лес, было ещё темно, но ведь и список тех, кого можно заподозрить в любви к прогулкам в лесу на свежем воздухе, длиной не отличается.

Я устремляю взгляд сквозь ограду на Луговину, но ничего подозрительного не вижу — только мокрый снег поблёскивает в свете, падающем из окон домов на окраине Шлака. Ни миротворцев, ни вообще каких-либо признаков того, что за мной начата охота. Знает Тред или не знает о том, что я покидала дистрикт, — в обоих случаях нужно действовать одинаково: мне необходимо вернуться обратно за ограду так, чтобы никто этого не заметил, а потом прикинуться, что весь день провела в городе.

Стоит хоть пальцем коснуться сетки или витка колючей проволоки, идущей по верху ограды, — и от меня останется лишь кучка обуглившихся косточек. Вряд ли я сумею сделать подкоп: во-первых, дело это долгое и я рискую, что меня обнаружат, во-вторых, земля всё равно насквозь промёрзла. Так что выбор невелик: не знаю, как, но мне нужно перебраться через верх изгороди.

Я пробираюсь между деревьями вдоль забора в поисках подходящей ветви — длинной и расположенной на достаточной высоте. Примерно через километр я натыкаюсь на один старый клён — по-моему, сгодится. Правда, ствол у него такой толстый и заледенелый, что на него так запросто не вскарабкаешься, тем более что внизу нет ветвей. Лезу на соседнее дерево, оттуда неуклюже перепрыгиваю на облюбованный клён и едва не срываюсь — кора больно скользкая. Но мне удаётся удержаться, и вот я медленно продвигаюсь по ветке, нависающей над колючей проволокой.

Смотрю вниз и понимаю, почему мы с Гейлом вседа предпочитали переждать в лесу, а не пытались перемахнуть через ограду таким вот образом. Если не хочешь поджариться, то приходится висеть довольно высоко над землёй — по меньшей мере, метрах в шести. Прикидываю, что моя ветка находится на высоте примерно восьми метров. Далековато и больновато падать. Даже у такого опытного по части лазания по деревьям человека, как я, захватывает дух. А что ещё остаётся делать? Можно было, конечно, поискать другую ветку, но уже почти совсем темно. Снегопад, луна не светит. Сейчас я, по крайней мере, ещё могу увидеть, куда приземлюсь, и выбрать подходящий сугроб, чтобы смягчить падение. Если бы даже и нашлась другая ветка, что весьма сомнительно, — то кто знает, куда бы я, в конце концов, угодила. Перекидываю свою пустую охотничью сумку на шею и медленно опускаюсь, пока не зависаю на руках. Секунду собираюсь с духом и... разжимаю пальцы.

Падаю, падаю... А потом — удар, да такой, что боль пронзает весь позвоночник до самого затылка. Секундой позже пятая точка бьётся о мёрзлую землю. Лежу в снегу, пытаясь прийти в себя и выяснить, что сломано, а что цело. Даже не вставая, могу точно сказать, что судя по боли, повреждены левая пятка и копчик. Вопрос только, насколько тяжело. Надеюсь, что всё ограничится синяками и ссадинами. Но когда я со стоном поднимаюсь на ноги, то начинаю подозревать, что всё-таки что-то сломано. Во всяком случае, идти я в состоянии, так что начинаю потихоньку двигаться, изо всех сил стараясь скрыть хромоту.

Мама и Прим не должны узнать, что я была в лесу. Нужно сделать себе какое-нибудь алиби, пусть жиденькое, неважно. Кое-какие лавки на площади ещё открыты, так что я захожу в одну из них и покупаю марлю для бинтов — у нас как раз заканчивается. В другой я беру пакетик леденцов для Прим. Одну пастилку бросаю себе в рот, с наслаждением ощущая, как ментол тает на языке, и вспоминаю, что это моя первая еда за весь день. Я ведь собиралась пообедать у лесного озера, но когда увидела, в каком состоянии Сатин и Бонни, то духу не хватило хоть что-то из еды взять себе.

К тому времени, когда я добираюсь домой, опираться на левую пятку уже вообще невозможно. Решаю, что совру матери, будто полезла на крышу нашего старого дома, чтобы заделать течь, и сорвалась. Что касается опустевшей сумки с провизией, то тут всё ясно, придумываю только, кому же я её отдала. Вваливаюсь в дом, готовая сходу упасть перед камином. И тут меня ждёт ещё одно потрясение.

В дверях нашей кухни стоят два миротворца, мужчина и женщина. Лицо женщины остаётся бесстрастным, а в глазах у мужчины я ловлю проблеск озадаченности. Меня, конечно же, не ждали. Они ведь были убеждены, что я застряла в лесу по ту сторону ожившей изгороди.