Рождение империи - [44]

Девушка приветливо улыбнулась ему. Линседд церемонно поклонился.

– Как сегодня чувствует себя ваша спутница? – спросил он.

– Думаю, ей уже намного лучше, – ответила Гэлис. – Матросы сказали мне, что в начале плавания многие страдают от морской болезни так же сильно, как Китайра. Но дней через десять все привыкают к качке. Еще они говорили, что одному из знаменитых хамилайских адмиралов всегда бывало плохо после отплытия, но при виде вражеских кораблей болезнь как рукой снимало.

Она вновь улыбнулась, чтобы выказать Госу свое расположение и немного приободрить его.

– Так оно и было, – спокойно заметил офицер. – Адмирала звали Бандайди. Он был убит Кевлеренами. В те дни слишком успешных людей всегда подстерегала опасность.

Гэлис встала рядом с Госом и посмотрела на море.

– Наблюдать за волнами так же интересно, как любоваться огнем, – произнесла она. – Море завораживает. Через какое-то время мне начинает казаться, что я вижу то, что находится под водой.

Линседд промолчал.

– Вы думаете, что с тех пор ничего не изменилось? – спросила Гэлис.

– Что именно?

– Кевлерены по-прежнему избавляются от тех, кто достиг слишком больших успехов в разных сферах деятельности?

Гос удивленно посмотрел на девушку. О чем это она? Неужели стратег провоцирует его? Может быть, Мэддин попросил Гэлис проверить лояльность командующего?..

– Почему я вообще должен об этом думать? Гэлис пожала плечами.

– Они вышвырнули Мэддина из Хамилая. Мне говорили, что он был лучшим генералом империи.

– Возможно, так оно и есть, – бесстрастным тоном ответил Гос. – Но ведь это как раз хороший повод поставить его во главе первой колонии на Новой Земле.

– А, тогда понятно. Кроме того, он и сам является Кевлереном. – Стратег посмотрела Госу в глаза и неожиданно спросила: – Вы нарочно меня избегаете?

Линседд поперхнулся, закашлялся и с трудом ответил:

– Нет.

Он признался себе, что это не совсем правда, но предпочел солгать, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Однако Линседд знал, что в присутствии этой женщины чувствует себя неловко. Она казалась ему слишком хладнокровной, слишком самоуверенной. Ему не нравились эти качества ни в ком – не говоря уже о человеке, с которым придется тесно сотрудничать. Кроме того, Гэлис была возлюбленной красавицы Китайры. Гос ощутил укол ревности, но тут же испытал неловкость за это ничем не обоснованное чувство.

– Просто Мэддин очень хочет, чтобы мы с вами поскорее нашли общий язык. Насколько я понимаю, ему нужно, чтобы командующий и стратег разработали план предстоящих действий еще до того, как наши корабли доберутся до Кидана.

– Такие решения трудно принимать, не зная ситуации, сложившейся сейчас в Кидане. Прошло два года с тех пор, как Полома бежал оттуда. Целая империя за такой срок может радикально изменить свою внешнюю политику. Что уж говорить о небольшом торговом городе.

Вместо того чтобы смутиться после реплики Госа, Гэлис, наоборот, воодушевилась.

– Вот именно! Чем быстрее мы обсудим план будущих действий, тем увереннее будет себя чувствовать Мэддин, когда мы прибудем в Кидан.

Гос понял, что его ловко перехитрили. Он не мог сдержать восхищенной улыбки.

– А что конкретно вы предлагаете?

– Как скоро мы прибудем на Каел и когда встретимся с принцем?

– Это зависит от ветра. Возможно, через пять – восемь дней.

– Может ли Полома каким-то образом попасть сюда, на «Грейлинг»? Или, наоборот, – получится ли у нас перебраться на его корабль?

– Думаю, это вполне возможно. Но сначала нужно спросить у капитана, – сказал Линседд, кивнув в сторону моряков, стоявших на кормовой палубе. Капитан проводил там большую часть времени, наблюдая за тем, как паруса «Грейлинга» надуваются ветром. Его нельзя было назвать разговорчивым человеком. И тут Гос подумал, что Гэлис, видимо, придерживается такого же мнения и о нем самом.

– Тогда давайте прямо сейчас подойдем к нему и спросим, – предложила стратег и зашагала на корму.

До чего же она самоуверенна, подумал Линседд, покачав головой. Впрочем, нет, это не самоуверенность… Стратег просто выполняет свою работу. Кстати, ему самому тоже давно пора приступить к выполнению своих обязанностей. В любом случае, похоже, теперь для скуки времени не останется. По крайней мере до тех пор, пока они не прибудут к берегам Каела.

– Подождите, – крикнул Гос. – Я пойду с вами.

Эриот Флитвуд извергла за борт содержимое своего желудка. Плотнее закутавшись в шаль, она попыталась не думать о холодном морском воздухе. Но как же ей было плохо!..

Спускаясь на нижнюю палубу, где в воздухе стоял крепкий запах давно немытых тел, Эриот чувствовала себя совершенно измученной и несчастной, чего никогда не случалось после того дня, когда умер ее отец и она изведала всю горечь сиротства.

Девушка шла очень осторожно, опасаясь, что кто-нибудь из солдат заметит ее присутствие на корабле и выбросит незаконную пассажирку за борт. Она аккуратно обходила других колонистов, направляясь к своему месту на нижней палубе – последней перед трюмом, ниже ватерлинии, где не было даже бортовых иллюминаторов, дающих доступ свежему воздуху и свету. Это было темное сырое помещение, освещаемое лишь несколькими фонарями. Эриот нашла место под одним из трапов и села, приготовившись к нескольким часам скуки и неизбежной тошноты, прежде чем настанет время следующего приема пищи. После этого ей снова придется торопливо подниматься на верхнюю палубу, чтобы в очередной раз вывернуть содержимое желудка в море.