Розалина снимает сливки - [10]
– Кажется, – услужливо сказала Розалина, – третья страница обычно предназначена для фотографий женщин в откровенных нарядах. Как растлитель ты, вероятно, оказался бы на четвертой странице.
– Приятно знать. Именно это меня и волновало. – Он замолк. – И еще я должен сказать, что своей радостью от того, что ты совершеннолетняя, хотел показать, что ты выглядишь молодо. Ты не будешь возражать, если я просто спрошу, что ты изучаешь, и мы сделаем вид, что предыдущей части разговора не было?
– Медицину.
Это было ложью только… отчасти.
– Я тут разглагольствую об архитектуре, как будто это что-то важное, а ты учишься спасать жизни.
Разговор заходил не туда. Разумнее всего было признаться сейчас. Прямо сейчас.
– Не знаю. Нет смысла спасать жизни людей, если они потом не могут пойти в парк.
Он тихо засмеялся.
– Ты такая милая. Но это явная чушь. Ты много работала, добилась успеха и должна этим гордиться.
– Спасибо, – сказала она, ощущая тошноту.
– Ты не захотела поступать в вуз сразу после школы?
«Так. Вылезай из ямы лжи, Розалина. Потому что, если не сделаешь это сразу, заврешься».
– А… Я… взяла академический отпуск.
Наступило молчание, словно он ждал большего.
И тогда Розалина поняла, что один год, вероятно, не объясняет разницу между ее предполагаемым возрастом и возрастом среднестатической студентки.
– Чтобы поехать в Малави, – продолжила она.
– В Малави? – повторил он обескураживающе заинтересованным голосом.
– Да. И мне… так понравилось, что я осталась там на некоторое время. Работала… на поливе. – «Перестань, Розалина, перестань, Розалина, перестань, Розалина». – Но потом изучила исследования, которые показали, что западные туристы, которые едут в менее экономически развитые страны и занимаются, по сути, неквалифицированным трудом, могут принести больше вреда, чем пользы. Поэтому я вернулась домой. И снова подала документы в университет.
– Ничего себе, – сказал он, – какая у тебя увлекательная жизнь. Признаюсь, я просто подумал, что ты решила переквалифицироваться или что-то в этом роде.
Черт. Это было бы гораздо правдоподобнее и вызвало бы меньше вопросов.
– Да. Нет. Многие так делают, тебе не кажется?
В темноте послышался шорох постельного белья – такой звук можно услышать, когда устраиваешься поудобнее, чтобы послушать рассказ интересной женщины о ее жизни и путешествиях.
– А вот мне всегда было интересно… – начал он.
– Знаешь, – Розалина резко прервала его, – нам завтра утром нужно очень рано встать, и я уверена, что никто из нас не хочет испортить первую неделю из-за того, что мы проболтали всю ночь.
Ален проверил телефон.
– Ты права. Не знал, что уже так поздно.
– Да, я тоже потеряла счет времени.
– Надеюсь, мы еще сможем поговорить, да?
Розалина поморщилась, глядя на потолочные балки.
– Наверняка сможем.
Суббота
Пока Розалина переживала о конкурсе и беспокоилась, что рассказала лживую и излишне конкуретную историю о своем прошлом мужчине, который мог бы ей понравиться, она почти задремала, но ей снова пришлось встать, чтобы забраться в прицеп с сеном. Сено оказалось далеко не таким удобным, как ей думалось из костюмированных драм и исторических романов.
Ален тем временем вскочил с постели с энергией диснеевского принца. Теперь он сидел рядом, положив запястье на приподнятое колено, и солнечный свет раннего утра золотил его волосы.
– Знаешь, – заговорил он, – я в любой день предпочту эту поездку поездке по Южной железной дороге. Быстрее, надежнее и гораздо меньше шансов застрять напротив какого-нибудь урода из Базилдона, дрочащего под газетой «Метро».
– Чтобы сидеть на соломе?
Он улыбнулся.
– Это натуральный футон.
Розалина уже собралась объяснить, что она городская девушка и не привыкла считать сухую траву чем-то кроме садовых отходов, но вспомнила, что несколько лет занималась ручным трудом в Малави. Поэтому неопределенно хмыкнула.
Это рассмешило Алена.
– Ты не жаворонок, да, Розалина-эм-Палмер?
– Это не утро. Это вчера.
– Ну, вот такая вот она – деревенская жизнь. – Он осторожно вытащил соломинку из ее волос. – Как себя чувствуешь? Готова к конкурсу?
– Чувствую себя удивительно спокойно. Наверно, то, что мы застряли в глуши, отвлекло меня от мыслей. Конечно, мы уже теперь не застряли. А это значит, что через десять минут я начну волноваться.
– Не нужно волноваться, – успокаивающе сказал он. – Чтобы продержаться в конкурсе, надо привнести в него что-то уникальное, а у тебя наверняка получится использовать свой опыт из Малави.
Черт. Нет, все в порядке. Нельзя упоминать «опыт из прошлого» больше пары раз, чтобы судьям не надоело. Так что она могла притвориться, что приберегает этот козырь как минимум до третьей недели. К тому времени, скорее всего, кто-нибудь из них уже отправится домой.
– Просто надеялась, что у меня будет чуть больше времени на подготовку.
– Сразу видно, что ты – студентка-медик. Ты наверняка очень старательно делаешь домашнюю работу.
Божечки. Только не снова.
– И все же, – продолжил он, – я, честно говоря, не знаю, как ты собираешься готовить в отеле, где нет кухни.
Успокоившись, что речь не идет ни о Малави, ни о медицине, Розалина решительно включилась в разговор.
