Розалина снимает сливки - [9]

– А если у меня собаки нет?

– Тогда ты попал не в то кино.

– Или, – добавил он, – проектирую не тот парк.

– Да, в следующий раз стоит это продумать.

– А надо ли? – спросил он. – Что еще мне стоит учесть?

– Вращающиеся двери, за которые цепляются пальто. Совершенно плоские фонтаны, которые неожиданно вырываются из бетона. И обязательно спроектировать все лестницы так, чтобы по ним было очень трудно спуститься на каблуках, не сломав их и не упав. Это было бы идеально.

– Ты намекаешь, – это был такой полушутливый тон, который требовал поднятых бровей, – чтобы я намеренно проектировал пространство так, чтобы женщинам было сложнее по ним передвигаться?

– Ну, а как нам еще знакомиться?

– Не знаю. Всегда можно дождаться шанса на заброшенном вокзале. Или так, или через «Тиндер».

– Выберу вокзал. Никто не притворяется на десять лет моложе, чем есть, и приходит меньше мерзких сообщений. И все-таки, – быстро продолжила она, отчасти из искреннего интереса, отчасти чтобы оттянуть неизбежные вопросы о себе, – что привело тебя из архитектуры в «Пекарские надежды»?

Она услышала, как он перевернулся на спину и издал тихий, слегка насмешливый стон.

– Ты подумаешь, что я банальный.

– Да, я ведь знаю кучу ландшафтных архитекторов, которые пекут торты на телевидении.

– Честно говоря, с моей стороны это прозвучит ужасно, как проблемы стран первого мира. Я просто… – Он замолчал, а затем заговорил снова. – Считаю свою работу очень полезной, и – боюсь, не знаю, как объснить, чтобы не показаться хвастуном, – что достиг довольно многого из того, чего хотел достичь в жизни. Но порой спрашиваю себя: а есть ли что-то… кроме этого? Что-то, что я упускаю?

Все это было очень знакомо Розалине, хотя и совсем по иным причинам.

– Я не считаю это банальным. Думаю, это нормально. То есть надеюсь, что это нормально, потому что чувствую себя так все время.

– Уверен, что зря, – обнадеживающе ответил он. – Но мне кажется, что это… в общем, я предполагаю, что такова опасность образования. Оно учит, каким огромным может быть мир, но его нельзя охватить полностью. Конечно, гости на той свадьбе вряд ли много в этом понимают. Они вполне довольны абонементами на «Манчестер Юнайтед», телевизорами с большим экраном и возможностью время от времени свистеть женщинам с вершины строительной площадки.

– Ох, и не говори. Однажды, когда мне было лет восемнадцать, мне свистнул один мужчина. Я остановилась, повернулась и сказала: «Ну, давай, найди смелость подойти». А он очень обиделся и сказал: «Спокойно, милая, я женат». Как будто это я перегнула палку. – Она издала обиженный вздох, который сдерживала с десяток лет. – Победить это просто невозможно.

– Как по мне, ты выиграла. – Его голос в темноте был полон одобрения. – Он пытался заставить тебя чувствовать себя никчемной, а ты обернула это против него.

Раньше Розалине казалось, что тот мужчина решил показать ей, какая она никчемная. Она попыталась его остановить, но он все равно победил. И даже сейчас она была уверена, что, когда она ушла, строитель с его приятелями смеялся над тем, какая она отчаявшаяся шлюха. Но версия Алена ей нравилась гораздо больше.

К сожалению, размышления о социологических проявлениях гендерно обусловленной реакции строителей из истории о стройке отвлекли Розалину ровно настолько, чтобы Ален успел заговорить.

– Такое ощущение, что мы уже вечность говорим обо мне, и хоть я не свищу тебе со стройплощадки, неловко осознавать, что это довольно грубо и несколько по-сексистски.

– Нет, нет, все в порядке. – Рано или поздно это должно было случиться, не так ли? – Мне очень интересно тебя слушать.

– Расскажи мне о себе, Розалина-эм-Палмер.

А вот и вопрос, такой же неизбежный, как изменение климата.

– Что рассказать?

– Ну, можно начать с того, чем ты занимаешься, когда не торчишь на вокзале.

Розалина открыла рот и снова закрыла. Сказать что-то близкое к правде вдруг показалось ей невозможным. Ведь перед ней был человек остроумный и уверенный в себе. С опытом, мнением и интересной карьерой, которой увлечен. И кажется, считающий, что Розалина похожа на него. Что она принадлежит к его миру, где чувствуешь, что добился всего, что задумал, где озера перемещаются по мановению руки, и при этом есть время участвовать в конкурсе выпечки на национальном уровне. Как ей сказать, что она забеременела в девятнадцать, бросила университет, работает продавцом на полставки и, с периодичной успешностью справляется с воспитанием восьмилетнего ребенка? И что, черт возьми, это все говорит о ней как о личности? Она бы не променяла Амели на все дипломы и возможности в мире, но сейчас не могла заставить себя признаться в существовании дочери.

– Я – студентка, – ответила она ему.

Тревожная пауза.

– Ну, надо же. Я… такого не ожидал.

– Взрослая студентка, – уточнила она, сразу уловив в его голосе тон «Черт, я нарвался на несовершеннолетнюю».

– Ох, слава богу. – Он нервно выдохнул. – Я считаю, что делить комнату с женщиной, с которой только что познакомился, – это одно. Но если с женщиной, которая только окончила школу, можно оказаться на третьей странице «Дейли мейл».