Роза в цепях - [75]

— Ты покажешь свои древние рукописи? — Валерий кивнул в сторону папирусных и пергаментных свитков.

— Обязательно.

Апполоний хотел уже принести несколько книг, но Валерий и Эней сами поспешили к таинственной полочке, где лежали повествования последних веков. Валерий перебирал одну за другой древнейшие книги, которых было не так уж и много, но все они были свидетелями далекой эпохи. Рука римского аристократа дрогнула, когда он развернул очередной папирус. Это была трагедия, написанная рукой самого Еврипида и когда-то пропавшая из библиотеки Гая Веция. — Откуда это у тебя? — дрогнувшим голосом обратился Валерий к хозяину. — Это длинная история. Скажу лишь, что купил эту рукопись у одного книготорговца в Риме. Он не мог читать по-гречески. А я сразу смекнул, что это за вещь, — Муска показал на папирус. — Эта книга из нашей библиотеки, — произнес юный патриций и рассказал, что произошло четыре года назад.

Апполоний задумчиво слушал Валерия. Эней же, разложив папирус на столе, молча читал трагедию величайшего поэта Греции.

Муска, выслушав юного патриция, молвил:

— Послушай, Валерий, законы дружбы и гостеприимства велят мне подарить тебе эту рукопись. Гости Апполония переглянулись.

— Это самый дорогой подарок, который я когда-либо получал, друг мой, — молодой аристократ подошел к Апполонию и, держа его за плечи, от души расцеловал. — Спасибо… Не забуду твоей щедрости, друг мой. И в знак моей признательности возьми и от меня дар.

Валерий снял с пальца драгоценный перстень и приподнес его Апполонию.

— Я не могу взять это, — Муска, польщенный до глубины души, боялся даже притронуться к перстню.

— Не обижай меня, прими этот холодный камень! Разве он может сравниться с поэзией Еврипида? — юноша с улыбкой настаивал на своем.

— Будь по-твоему. Раз уж мы стали друзьями, я возьму этот перстень.

Друзья проговорили еще полтора часа и рассказали друг другу еще не одну историю. За окнами стало совсем темно.

— Проводи нас немного, друг мой, — Валерий засобирался на виллу. — Того и гляди, шею свернешь на вашей лестнице.

Два друга покинули гостеприимного хозяина, тот еще долго смотрел им вслед, в непроглядную тьму, теребя за холку тихо скулившего пса.

Через два дня Валерий получил записку от Фабии. Матрона писала, что непременно желает видеть юного друга.

«Сегодня я жду тебя в девять часов. Встретимся в беседке, той, что находится в розарии.

Целую, милый. Твоя Фабия».

Последние слова письма юноша лишь пробежал глазами, словно это относилось не к нему.

В девять часов после восхода солнца — время, считавшееся римлянами особенно благоприятным для принятия бани, Фабия сидела на персидской подушке и обмахивала себя изящным зеленым веером. Беседка, в которой находилась знатная матрона, была скрыта от любопытных глаз многочисленными гирляндами цветов.

Петроний Леонид, как обычно в эти часы, купался в бассейне капуанской бани, расположенной вблизи храма Юпитера. Фабия сама видела, как он сел в лектику, и шесть стройных рабов вынесли его за ворота дома.

В беседке, кроме самой Фабии и старой служанки, беззаветно преданной своей госпоже, никого больше не было.

— Памфила, — обратилась матрона к рабыне. — Посмотри, не идет ли сюда молодой человек.

Служанка выбежала на тропинку и, заметив юношу, идущего по направлению к беседке, быстро побежала к своей госпоже.

— Идет, идет, — улыбаясь беззубым ртом, закудахтала старая рабыня.

— Подай мне зеркало! — Фабия в нетерпении протянула руку и, схватив полированный металл, всмотрелась в свое отражение. Волосы уложены сзади в великолепную прическу, щеки слегка подрумянены, ярко алели губы, в ушах серьги из жемчуга, на шее драгоценное ожерелье, а глаза… Фабия считала, что ее глаза и так привлекательны и не требуют поэтому никаких искусственных красок.

Наконец Валерий стоял перед ней. Фабия, волнуясь, как при первом свидании, поднялась со скамейки. Она ждала. Ждала, что юноша первым поприветствует ее. Тщетно!

— Здравствуй, милый! — с улыбкой на лице и с обидой в душе произнесла Фабия.

— Фабия, приветствую тебя, — Валерий слегка поклонился и, подойдя к госпоже, холодным поцелуем коснулся ее щеки.

Матрона села на подушку, с поспешностью поправленную Памфилой, и призвала юношу усесться рядом.

Фабия, отправив служанку прочь, с таинственным видом прижалась к молодому патрицию, и обхватила его шею руками.

— Милый мой, как я соскучилась по тебе! — шептала матрона, — утешь мою страждущую душу!

— Скажи, Фабия, — Валерий попытался отстраниться от женщины. — Ты меня действительно любишь?

— Да, да, мой милый. Ты у меня единственный…

Валерий усмехнулся. Губы дрогнули от негодования.

— Разве ты не слыхала городских новостей? Говорят, Юлий, сын сенатора Квинта был пойман в одежде раба в твоей спальне.

— Ложь! — Фабия вспыхнула от ярости. — И ты веришь этим мерзким слухам!

— Вся Капуя говорит об этом.

— Юлия схватили в нашем доме, это правда, но не в моих покоях, милый мой. Наверняка, он забавлялся с моими рабынями, а уже повсюду разнесли, что Юлий — мой любовник.

Для Валерия было безразлично, говорит ли Фабия правду или нет. Был ли Юлий в постели вместе с этой женщиной, сидевшей сейчас рядом с ним? Он уже решил окончить эту затянувшуюся любовную игру. Хватит лицемерия. Надо честно признаться этой матроне, что он больше не желает с ней встречаться. Расстаться раз и навсегда. Он никогда не любил ее и никогда не полюбит. Для него теперь желанна только Актис.