Роза и Тис. Дочь есть дочь. Бремя любви. Рассказы - [18]

— Нет, — наконец сказала она.

— Зачем же вы туда ходили?

— Мы всегда так делаем.

— Вам нравится здесь жить? — полюбопытствовал я. — Вы счастливы?

— Да.

Мне неожиданно пришла в голову мысль, как редко мы получаем четкий односложный ответ на подобный вопрос. Большинство людей было бы многословно, и обычные ответы звучали бы приблизительно так: «Мне нравится быть у моря» или «Я люблю деревню», «Мне здесь нравится». А эта девушка ограничилась коротким «да», и прозвучало оно убедительно.

Изабелла перевела взгляд на замок и чуть заметно улыбнулась. Я вдруг понял, кого она мне напоминает — «дев Акрополя»[47], пятый век до Рождества Христова! У Изабеллы была такая же, как у них, прелестная, неземная улыбка.

Значит, Изабелла Чартерис, живя в замке Сент-Лу с тремя старухами, вполне счастлива. Это спокойное уверенное счастье, владевшее девушкой, было почти осязаемо. Почему-то мне вдруг стало страшно за нее.

— Вы всегда были счастливы, Изабелла? — спросил я, хотя заранее знал, что она ответит. Еще до того как она, немного подумав, сказала: «Да».

— И в школе тоже?

— Да.

Я как-то не мог представить себе Изабеллу в школе. Она была совершенно непохожа на обычную ученицу английских школ-интернатов, хотя, конечно, школьницы бывают разные.

Через террасу пробежала белка; села и замерла, уставившись на нас. Потом, заверещав, легко взбежала вверх по дереву.

Мне вдруг показалось, будто калейдоскоп вселенной качнулся, и в нем сложился совсем другой узор. Это был мир простых ощущений, где существование было всем, а мысль и раздумья — ничем. Здесь были утро и вечер, день и ночь, еда и питье, холод и жара, движение, цель — мир, в котором сознание еще не осознало себя. Мир белки; зеленой, тянущейся кверху травы; деревьев, которые живут, дышат. В этом мире у Изабеллы было свое место. Как ни странно, я, изуродованный, жалкий обломок, — я тоже мог бы найти в нем свое место.

Впервые после моего несчастья я перестал внутренне бунтовать… Горечь крушения надежд, болезненная стеснительность покинули меня. Я больше не был тем Хью Норрисом, выброшенным на обочину активной и осмысленной жизни. Новый Хью Норрис был калекой, который тем не менее во всей полноте чувствовал и солнечный свет, и живой, дышащий окружающий мир, и свое собственное ритмичное дыхание… Чувствовал, как этот день — один из дней вечности — завершая свой бег, клонится к вечеру, ко сну…

Ощущение продлилось недолго. Всего на одну-две минуты мне открылся мир, частью которого был и я. По-видимому, в этом мире Изабелла жила постоянно.

Глава 7

На второй или третий день после этого в гавани Сент-Лу с пирса упал ребенок. Группа ребятишек играла на краю причала. Маленькая девочка, разыгравшись, с криком рванулась вперед, споткнулась и упала в воду с двадцатифутовой высоты. Прилив в этот час был еще не полным, но глубина воды у причала уже достигала двенадцати футов[48].

Майор Гэбриэл, случайно оказавшийся рядом, бросился в воду вслед за девочкой. На пирсе столпилось человек двадцать пять. В дальнем конце его, у ступеней рыбак столкнул лодку и стал быстро грести, спеша на помощь, но, прежде чем он достиг цели, другой мужчина, сообразив, что майор Гэбриэл не умеет плавать, прыгнул в воду.

Происшествие закончилось благополучно: и ребенок и Гэбриэл были спасены. Девочка была без сознания, но ей быстро сделали искусственное дыхание. Ее мать в истерике буквально повисла на шее майора Гэбриэла, с плачем выкрикивая слова благодарности и призывая на него благословение. Гэбриэл пробормотал, что ничего такого особенного не сделал, похлопал ее по плечу и поспешил в «Герб Сент-Лу» переодеться в сухую одежду и выпить спиртного.

В конце дня к нам зашел на чашку чаю Карслейк и привел с собой Гэбриэла.

— В жизни не встречал подобного мужества! — восторженно воскликнул Карслейк. — Не раздумывал ни минуты! А ведь легко мог утонуть И удивительно, что этого не случилось!

Сам Гэбриэл держался скромно и не склонен был переоценивать свои заслуги.

— Глупее ничего не придумаешь, — сказал он, — лучше было бы броситься за помощью или схватить лодку. Беда в том, что действуешь не раздумывая.

— Когда-нибудь вы зайдете слишком далеко в своем лихачестве, — довольно сухо произнесла Тереза.

Гэбриэл метнул на нее быстрый взгляд.

Когда Тереза, собрав чайную посуду, вышла из комнаты, а Карслейк поспешил уйти, сославшись на срочную работу, Гэбриэл озабоченно сказал:

— Она очень сообразительна, верно?

— Кто?

— Миссис Норрис. Понимает, что к чему. Ее не проведешь Мне надо быть поосторожнее. Как я выглядел? — неожиданно спросил он. — Я все говорил, как надо?

— Господи, о чем это вы? — удивился я. — Что вы имеете в виду?

— Свое поведение. Как я себя держал? Все было правильно, да? Ну то, что я показывал, будто случившееся — ничего особенного! Выглядело, как будто я — просто-напросто осел? Правда? — Он, как всегда, очаровательно улыбнулся. — Вы не имеете ничего против моих расспросов, верно? Для меня очень важно знать, правильное ли я произвожу впечатление.

— Вам обязательно нужно рассчитывать все наперед? Разве нельзя просто быть естественным?

— Это вряд ли поможет, — серьезно возразил он. — Не могу же я, потирая от удовольствия руки, сказать: «Какая удача!»