Роза - [48]

И баронесса, оказывается, не об одной себе могла думать. Она всякий день ходила проведать старую подругу и окружила её нежной заботой. Она даже как-то и девочек с собой привела.

Роза уже вставала с постели, она выходила, я слышал, что молодая мать оправилась, повеселела, да, она не нарадуется на ребёночка. Я не хотел ей навязываться с моими поздравлениями и положил дождаться случайной встречи.

И случилось так, что встреча наша произошла при обстоятельствах чрезвычайных.

Настало весеннее равноденствие, время бурь, море лежало чёрное, и тёмные были ночи. Как-то ночью я слышу, как свистит у нашего берега почтовый пароход, и думаю: «Сохрани, Господи, всех, кто путешествует по водам, выведи их невредимо на сушу!».

Утром прояснело, я оделся потеплей и отправился к пристани. И тут я нагнал Розу, я издали её узнал по песцовому жакету.

Я не успеваю ещё подойти, поздороваться, как она кричит:

— Видели вы Бенони?

— Нет.

Она чем-то ужасно встревожена, у неё дрожат губы. Она говорит:

— Опять он ко мне приходил... лопарь Гилберт. Он сказал... и я боюсь теперь дома быть, я оставила ребёнка на няню. И вот — хожу, ищу Бенони.

— Полноте, успокойтесь. Что такое вам сказал этот Гилберт?

— Сказал, что тот вернулся. Да, нынче ночью. На почтовом пароходе. Николай вернулся. Не умер. Он у кузнеца. Не пойти ли вам вперёд, посмотреть Бенони на пристани?

Я бегом бросился на пристань. Хартвигсена там не было. Некто вызвался мне помочь в моих поисках, я его не знал, но он разговаривал с бондарем, как со знакомым, меня же он только спросил, кого я ищу. Одет он был очень прилично, он поклонился мне, как человек хорошего общества, и я ответил, что ищу я Хартвигсена, жена его ищет, она там, на дороге стоит. И тотчас он рьяно взялся мне помочь в моих поисках.

— Я вам помогу его разыскать, я его знаю.

И мы побежали взапуски к Розе.

Едва она нас завидела, ещё издали, она будто задрожала вся и всплеснула руками. А я-то, я ничего не понимал, я ничего не соображал, я ни о чём не догадывался. Она повернулась, чтобы уйти, а я подумал: она увидела, что я не нашёл Хартвигсена, и снова перепугалась! Но к чему так отчаиваться, Хартвигсен ведь, верно, на мельнице, его можно найти за какие-нибудь четверть часа. Роза шла от нас прочь, в расстоянии нескольких шагов, и на неё было жалко смотреть, словно зверёк какой, в этом песцовом меху, убегала она от нас не оглядываясь. Скоро мы услышали сдавленный стон — тоже как будто выл зверёк. И вот вдруг она метнулась с дороги в сторону, прямо в глубокий снег, и потом к догола обметённому ветром камню.

Когда мы к ней подбежали, я увидел, как изменилась она в лице, она стала серая вся. Она дрожала и задыхалась.

— Не бойся, Роза, — вдруг сказал ей этот человек. — Мы ищем Бенони. Разумеется, он на мельнице.

И вот тут до меня доходит, что этот человек — сам Николай Арентсен, несчастный, которого Господь нынче ночью невредимо вывел на сушу. А я-то, глупец, привёл его прямо к Розе!

Я стоял как громом поражённый, я не знал, что мне делать. Он тоже ничего не предпринимал, он только снял меховую шляпу и сказал при этом несколько слов. Он был совершенно лыс.

— Уверяю тебя, Бенони на мельнице, — сказал он. — Поверь, он тут, совсем рядышком.

Роза вглядывается в него и неверным голосом спрашивает:

— Что тебе нужно?

— Уф, и жарко же было бежать, однако! — отвечает он и снова надевает шляпу. — Чего мне нужно? Так, кой-какие дела. Да и здесь у меня мать-старуха к тому же.

Я подхожу к Розе, беру её под руку и хочу увести.

— Нельзя вам сидеть на мёрзлом камне, — говорю я. Она не встаёт, она отвечает как в забытьи:

— А-а, не всё ли равно...

— Да-с, я прибыл ночью, почтовым пароходом, — продолжает он. — Погодка гнусная, богомерзкая погодка. Я нашёл приют у кузнеца. Мы до утра дулись с ним в дурачки — невиннейшее времяпрепровождение.

С меня было довольно, и раз она не желала уйти со мной, я решил оставить её и дальше искать Хартвигсена.

— Не уходите! — сказала она.

Тот тоже на меня посмотрел и сказал, как бы стараясь ей услужить:

— Да-да, не уходите. Всё в наших руках, мы непременно разыщем Хартвигсена!

В ту минуту у меня разом мелькнули две мысли: Роза называла меня ребёнком, и почему бы ребёнку не присутствовать при разговоре двух взрослых? Неужто опять она с этим своим презрением?

— Нет, я пойду, зачем же... — сказал я.

— А затем, затем... Останьтесь! — сказала она. Вторая же моя мысль была: ей спокойней, когда я под боком. Она не могла избегнуть этой встречи, а теперь она хочет с ним поскорее разделаться. И я остался.

— Это Николай, — говорит она мне.

— Николай Арентсен, — говорит он. — Бывший адвокат. В своё время я тут был, можно сказать, царь и Бог Николай Арентсен — закон. Ну, а теперь я — евангелие;

Поскольку вся эта тирада обращена ко мне, я считаю нужным справиться:

— И какое же евангелие вы нам пришли провозвестить?

— А знаешь ли, что я должен сказать тебе, Роза, — говорит он, вдруг совершенно забыв обо мне, — мне кажется, нам с тобой лучше обоим разом, да в воду.

— Да, оно, верно, и лучше! — говорит она. Пауза.

Я посмотрел на него: за тридцать, довольно заурядная внешность, с брюшком, короткая шея, красивый рот.