Роза - [50]

Роза повернулась и, не оглядываясь, пошла к дому.

Снова мы с ним оказались вдвоём. Мы оба молчали. Я думал о том, как излишне жесток был этот человек и с самим собою и с Розой, но если он так себя вёл для того, чтобы ей было легче, не такое уж он ничтожество, и даже напротив.

Мы прошли мимо Сирилунна и дошли до поворота к кузнецу. Тут Арентсен сказал:

— Вы, значит, ищете Бенони? Найдёте — так я тут у кузнеца, если что.

Я пошёл дальше, к мельнице, нашёл Хартвигсена и всё ему передал. Хартвигсен сперва онемел, наконец он выговорил:

— Опять шутки милого Мака, его рука. Может, и вы пойдёте со мной к кузнецу?

Я попросил было меня уволить, но Хартвигсен сказал: «Должен признать, всё бы отдал, чтоб только его не видеть», — и я отправился с ним.

Мы подходим к дому кузнеца, Арентсен, верно, увидел нас в окно, он стоит на пороге и ждёт. Они кланяются друг другу, я говорю: «Вот вам Хартвигсен», — и отступаю в сторонку. Несколько минут они разговаривают, каждый называет какую-то сумму, оба, кажется, изумлены.

— Да, это всё, что я получил, и не более, — с нажимом говорит Арентсен.

Хартвигсен протягивает ему руку и уходит.

— Ну и задам же я перцу этому Маку! — сказал мне Хартвигсен.

Мы пошли в лавку, Хартвигсен вошёл в контору, я его дожидался. В конторе он был четверть часа, потом мы пошли к его дому. Он сказал:

— Жуть с этим Маком! Он же мне и моей супруге внушил, что Николай умер.

— А сейчас он что говорит? — спросил я.

— Что говорит! Он мне ответил: «Да, для Розы, для тебя и для всех он умер!». Вот он как мне ответил. Хитрая бестия! Нет, другого такого поискать!

— А про деньги он что говорит?

— Да станет он отчитываться! Как же! Сумму аж стыдно назвать, какую он мне заломил. И ведь надул! Николаю-то он пообещал куда меньше, на несколько тысяч талеров меньше. «Что же это значит?» — спрашиваю я у Мака. «Да то и значит, что я был твой посредник!». Так и ответил. «Я взялся устроить Розе развод за известную сумму, а мои расчёты с Николаем тебя не касаются, Хартвич!». Вот и весь сказ. Слыхали такое? Шельмец! И это мне благодарность за то, что я по доброте душевной откопал ему эту ванну, чтоб он снова вёл свою развратную жизнь!

— Но он и того не заплатил Арентсену, что пообещал?

— Ну. Только половину отдал. А на вторую половину надул бедолагу. «Как же вы так?» — я у него спрашиваю. «Ничуть я его не обманул, — он мне говорит. — Никогда я не обещал ему всё сразу, пускай подождёт, а мне деньги для нашего оборота нужны». Э, да что с ним толковать, у него на всё есть ответ.

Хартвигсен остановился у своего поворота.

— Идите же к своей супруге, — сказал я. — Она вас заждалась.

— Да, бедная Роза, — ответил Хартвигсен и посмотрел в сторону дома. — Весь день искала меня, говорите? И как же ребёнок? Но Николай-то какой стал из себя, аж не узнать. Бесподобно! И я так решил — чем ему ждать этих денег, я прямо всё ему и отдам. Я уж ему обещался. И сегодня же будет сделано.

XXVII

Дома мне не сиделось, я и нигде-то не находил себе места, я всё бродил, и я видел, как Хартвигсен ещё раз прошёл к кузнецу. «Это чтобы деньги отдать Арентсену!» — подумал я. На другой день к вечеру я опять спустился к пристани и надеялся ещё кое-что разузнать, проходя мимо дома Розы. Но ничего я не разузнал, Роза стояла у окна с ребёнком на руках, она была весела, спокойна, она высоко подняла ребёнка, когда я шёл мимо, а я приподнял картуз и подумал: «Слава Богу, кажется, обошлось!». И пошёл дальше, к пристани.

На длинной набережной стоял Хартвигсен и разговаривал с кузнецом, бондарь что-то объяснял двоим рабочим, так что, кроме меня, тут сошлось пятеро. Хартвигсен разговаривал с кузнецом про его гостя, его очень занимал Николай Арентсен, тот произвёл на него самое благоприятное впечатление.

— Вот стою, рассуждаю с кузнецом про его постояльца! — сказал мне Хартвигсен. — Я вчера ему кой-каких деньжат снёс, уж он меня благодарил, оченно остался довольный. Это не мой долг был ему платить, это Мака был долг, а не мой. Ну, да ладно. Не обедняю. Он теперь дома?

— К матери своей пошёл, — ответил кузнец.

Хартвигсен продолжает про Арентсена:

— И ведь вспомнил вчера меня поздравить с сынком. Бесподобный человек, право слово!

— И правда, — сказал кузнец.

Добряк этот Хартвигсен, он был так удивлён и обрадован, что Арентсен не предъявлял никаких прав на Розу, что сердце его окончательно переполнилось.

— Учёный человек, все науки превзошёл, — сказал он.

И снова кузнец закивал головой:

— Вот уж правда истинная! И тут Хартвигсен сказал:

— Я бы с удовольствием, чтоб он у меня был домашним учителем.

Оба мы с кузнецом не знали, что на это ответить, и Хартвигсен переводил взгляд с одного на другого.

— За ценой бы я не постоял, да и вкусно покушать в моём доме всегда можно.

— Для него бы не худо, — сказал кузнец. — А вы уж ему закинули словцо?

— Нет ещё.

— Пожалуй, и не стоит, — сказал я.

— Да? Ну, не знаю, не знаю. Ведь я и кого похуже чуть не нанял, как теперь погляжу. Здесь-то учёность по всем статьям.

— Поговорите лучше с вашей супругой, — сказал я.

— Да я уж и говорил, — сказал Хартвигсен. — Какое! И слышать не хочет'. Чтоб ноги его в доме не было, говорит. Ну, это она через край хватила. Дамский пол — он всегда с капризом, а моей супруге — ей только меня одного подавай.