Роза Бертен. Кутюрье Марии Антуанетты - [44]

После ее смерти нотариус не счел необходимым составить перечень картин с указанием авторов, за исключением Фонтена, художника-миниатюриста при Людовике XVI. У мадемуазель Бертен нашелся также экземпляр сборника рассказов «Памятник вещественного и нравственного костюма конца XVIII века, или Картина жизни», составленного Рестиф де Бретоном; каждый из рассказов был украшен гравюрой Жан-Мишеля Моро, так называемого Моро Младшего[152]. Надо сказать, что в картине VI «Маленькие крестные» Рестиф описал ее следующим образом: «Мадемуазель Бертен надела на большую куклу (так называли в те времена молодых девушек на выданье) великолепное платье и юбку, обшивка которой и кружева были необъятны. Наконец, в назначенный для отправления час Фелисите не была уже простой смертной — это была фея».

Последние дни жизни мадемуазель Бертен носила вышитый муслиновый клетчатый фартук и зеленую шерстяную шаль. Об этом свидетельствует составленный посмертно перечень «гардероба покойной, находящийся в стирке». В неизданном письме ее племянника Пьера Ибера сообщаются обстоятельства ее смерти[153]. 21 сентября 1813 года мадемуазель Бертен была в Сен-Клу. Что она там делала? Несомненно, она пожелала незаметно посетить места, где когда-то была счастлива.

Мария Антуанетта. Фрагмент. Худ. Э. Виже-Лебрен, 1770-е гг.

Вероятно, она отправилась туда с одним из своих племянников. Старая девица шестидесяти шести лет захотела только пройтись по саду и спешно уехать. Судьбе было угодно, чтобы в этот момент Роза увидела Марию Луизу Австрийскую, вторую супругу Наполеона I, дочь императора Франца I Австрийского и внучатую племянницу Марии Антуанетты. Потрясение, вызванное этой встречей, и волна грустных воспоминаний оказались для нее фатальными. Той же ночью настала смертельная агония. На следующий день, 22 сентября, к девяти часам утра она угасла «вследствие нервной болезни». Такое заключение сделал мировой судья кантона Сен-Дени, приехав на место происшествия.

Можно предположить, что это был приступ сердечно-сосудистой недостаточности. Он продолжает: «В спальне на первом этаже, направо от лестницы, освещенной окном в сад, мы нашли мертвое тело девицы Бертен, лежащей в своей постели». Роза Бертен умерла в красивой комнате с «занавесками с бело-голубым цветочным рисунком», «оживленной креслами, обитыми желто-белым шелком, и глубоким креслом, обитым серым шелком», на кровати «из красного дерева». Часы «работы Корналона» для нее навсегда остановились, и лежащий рядом «портфель из красного сафьяна» напоминал о том, что еще вчера была жива женщина, ставшая величайшей фигурой в истории моды.

Затем юрист опечатал серой лентой все двери дома. После смерти мадемуазель Бертен с единодушного согласия наследников «вечная» мадемуазель Вешар, которая все время проживала на улице Ришелье — эти две женщины жили по соседству тридцать пять лет! — была назначена хранительницей печатей на период улаживания дел с наследством. Смерть Розы Бертен на время оживила хроники, несколько газет посвятили ей заметку-некролог, выражая сожаление по поводу ее смерти.

Так, «Корреспонденция» Мейстера от 30 сентября 1813 года, предназначавшаяся иностранным подписчикам, объявляла о смерти во Франции мадемуазель Бертен, а в «Газете Империи» от 5 октября 1813 года писали «о потере, которую понесло искусство».

Эпилог

Май 1814 года: король Людовик XVIII торжественно въезжал в Париж. Рядом с ним была его племянница, дочь погибшего короля, в шляпке-токе[154] с перьями и в платье с серебряными блестками, которые знатные парижанки, объединившись в своеобразный женский совет, послали ей. (Их тайной целью было заменить ее ток, который они считали слишком английским; он был на ней в Компьене и произвел тяжелое впечатление на женщин, пришедших выразить ей свое почтение.) После возвращения во Францию герцогиня Ангулемская вознамерилась как можно скорее уладить вопросы костюма и этикета. По словам графини де Буань, это стремление вылилось в серьезнейшую проблему, почти «идею фикс».

Сразу по окончании первых приемов она решила вернуться к панье, как в былые времена в Версале. Сторонникам монархии в этот период приходилось заново отвоевывать утраченные позиции, и столь серьезная забота в подобный момент о длине бород и высоте мантилий удивляла. Нужен был главный исполнитель, чтобы изготовить этот новый придворный наряд. Возможно, поэтому Людовик XVIII и королевская семья потребовали разузнать о мадемуазель Бертен, а узнав, что она умерла уже полгода тому назад, «публично высказали свое сожаление». Герцогиня немедленно отказалась возвращать панье для придворных дам, потому что «восстание было всеобщим», и обратилась к Луи Ипполиту Леруа.

Но это уже совсем другая история.

Благодарности

Выражаю дружескую признательность Пьедад де Сильвьера — за помощь в работе над книгой, поддержку и советы, и Мишель Лорен, открывшую мне свои личные архивы.