Ройал - [73]

Я не сделал ничего плохого, кроме как попытался спасти свою сестру от того гребаного хищника, которого она считает любимым.

Роберт сказал бы мне держать язык за зубами, пока сам не приедет, вот что я и буду делать.

Первым делом я позвоню ему и все исправлю.

И уже вечером мы отправимся обратно в Рикстон Фоллс. И я смогу увидеть Деми. И смогу забыть об этом.

Боже. Деми. Я так по ней скучаю.

С плотно закрытыми глазами я концентрируюсь на том, как хорошо будет снова почувствовать ее. Оставить все позади и потеряться в ее прекрасных голубых глазах, ощутить ее вкус на своем языке и почувствовать ее запах на своей коже.

Я люблю ее больше, чем кого-либо в жизни.

Деми Роузвуд — и есть моя жизнь.

Просто я должен пережить сегодняшний вечер.

И завтра я увижу ее снова.

Глава 42

Деми

— Деми. Деми, скажи что-нибудь, — прикосновение Ройала к моей руке выводит меня из катотонического транса. (Прим.: Катотонический транс (ступор) проявляется тем, что человек может в течение длительного времени сохранять неудобную, неестественную позу, не чувствуя при этом утомления).

Он жертва, но я сижу здесь, эмоционально выпотрошенная, пытаясь переварить все, что он мне сказал.

Он вел машину. Ройал проехал много километров, рассказывая свою историю. Делился каждой болезненной деталью. И сейчас мы припарковались у его квартиры. Его машина припаркована рядом с моей, словно он молча говорит мне, что поймет, если я захочу оставить его.

Я поворачиваюсь к Ройалу с глазами, до краев наполненными сердечной болью и солеными слезами, и прыгаю на него. Оборачиваю руки вокруг него, все мое тело трясет, и я прижимаюсь головой к его плечу.

Образ девятнадцатилетнего Ройала, испуганного, ложно обвиненного, по ошибке обнадеженного... Посылает глубокую, жгучую боль сквозь мою грудь.

— Ты… ты веришь мне? — прерывисто шепчет он мне на ухо. Я пытаюсь ответить, но ничего не получается. Мои слова застряли, зажаты в горле, поэтому я решительно киваю.

Я отстраняюсь и подношу руки к глазам, вытирая мокрые потеки. Наши взгляды встречаются, и все эти темные чувства, которые испытывала к нему, смягчаются, тают.

— Почему ты думал, что я тебе не поверю? — в моем голосе слышны нотки упрека, но я все еще люблю этого человека, сильнее всех на всем белом свете.

— Тогда мне никто не верил, — говорит он. — Твой отец… — он останавливается, с трудом сглатывая и оглядываясь. — Твой отец был единственным, кому я позвонил, — продолжает он. — Он пришел в участок поздней ночью, успокоил меня. Все было хорошо, пока ему не показали полицейский отчет. И запись. Разорванную одежду. Физические следы. Он прочитал заявление моей сестры и Рика, в котором утверждалось, что я пытался изнасиловать свою сестру, и что Рику пришлось оттолкнуть меня от нее и выгнать из дома. Очевидно, у них было время подготовиться, когда я ушел…

Я прижимаю дрожащую руку к губам.

— Моих слов оказалось недостаточно для твоего отца, — говорит Ройал. — Он сказал, что дело против меня слишком серьезное, улики неопровержимы. Он не верил мне. Сказал, чтобы я работал с адвокатом, назначенным судом, и никогда больше не приходил к тебе и остальным членам семьи. Я никогда в жизни не чувствовал себя бо́льшим куском дерьма, чем тогда.

— Но ты ничего не сделал.

— В точку.

Я переплетаю наши пальцы, крепко сжимая.

— Я ничего не имею против твоего отца, — говорит Ройал. — Улик против меня было достаточно, и он просто думал о своей дочери. Не могу сказать, что поступил бы иначе, будь я на его месте, но, черт возьми, это был худший день в моей гребаной жизни, Деми.

Я наклоняюсь к нему и прижимаюсь щекой к его груди, вдыхая запах его рубашки и положив ладонь на его теплую щеку.

— Мисти и Рик, — говорит он. — Они подставили меня.

— Ты пытался рассказать полиции, что на самом деле произошло?

— Конечно. Они мне не поверили. С той секунды как надели на меня наручники, они относились ко мне так, будто я был виновен, и каждый раз, когда я рассказывал, что случилось, они смотрели на меня прищуренными глазами. Вряд ли что-то записывали.

— Что сказал твой адвокат?

— То же самое, что и твой отец. Улики против меня были неопровержимы. Он сказал, что если мы пойдем с этим в суд, я не смогу выйти свободным человеком. У них были признаки нападения, мои ДНК под ее ногтями, обвинение и два свидетеля. У меня не было шанса. Меня ожидали семь лет за решеткой и пятнадцать лет условного срока. Вот почему я согласился на сделку. Я отсидел два с половиной года из пяти лет лишения свободы и должен регистрироваться в качестве правонарушителя еще десять лет.

— Боже, Ройал.

— Да. Так. Вот что я пережил за последние семь лет.

— Так вот почему тебе было так некомфортно с Мисти.

— Некомфортно? Да. По меньшей мере.

— Она знает правду? Разве ты не можешь заставить ее пойти в полицию и признать, что она солгала? Как насчет Рика?

— Рик умер несколько недель назад. И Мисти никогда не признается в том, что сделала что-то не так. На днях она сказала мне, что «пережила» все случившееся со мной, и мне тоже нужно.

— Ничего себе…

Я смотрю на этого человека, на этого прекрасного человека с такой прекрасной душой и с присущей ему прирожденной добротой. Сердце, которое бьется у него в груди, больше и лучше, чем у кого-либо другого.