Ройал - [33]

Она морщит свой носик.

— Например?

— Это тот вид одиночества, который ты чувствуешь, когда смотришь на жизнь, которую ты должен был прожить. Когда видишь единственного человека, которому ты когда-либо дарил свою улыбку и смех, а теперь рядом с ней какой-то мелкий осел, не заслуживающий ее и точно не принимающий всерьез брачные обеты.

Я не говорю о том, что смотрел на нее издалека, о том, что пролистывал сотни изображений на ее странице в «Фейсбук». Их первый год знакомства был запечатлен десятками тошнотворных очаровательных селфи, и в таких наблюдениях я провел несколько месяцев — видел, как их отношения развиваются, перерастая в серьезные. Как они ездили в небольшие поездки и исследовали вместе территорию за пределами штата Нью-Йорк. Сидя за экраном компьютера, я наблюдал, как Брукс Эбботт вошел в семью Роузвудов. Я был там, когда он задал тот самый вопрос, и на следующий день Деми обновила свой статус отношений на «встречается», отчего мое сердце сжалось от боли.

Одиночество — это наблюдать за единственной девушкой, которую ты когда-либо любил и которая нашла счастье в объятиях другого мужчины.

— Как часто ты наблюдал за нами? — спрашивает она.

— От твоего вопроса это выглядит более жутко, чем есть на самом деле, — говорю я. — Все было не так. Ты действительно должна удалить все страницы в социальных сетях. Вся твоя жизнь выставлена на обозрение.

Деми откашливается и переводит взгляд на плед под нами, прежде чем снова смотрит на меня.

— Возможно, в этом и состоял смысл, — ее голос тихий и низкий. Тепло от камина довольно жаркое, но я не чувствую его. Я сосредоточен на Деми, наблюдаю за ее попытками уложить волосы за ухо и смотрю, как она жует свою нижнюю губу. — Может быть, все эти годы я надеялась, что ты наблюдаешь. Я думала, что, возможно, если ты увидишь, как я счастлива, то соскучишься по мне также, как я скучала по тебе.

Она подтягивает колени к груди и прячет свое лицо.

— Боже, это звучит так по-детски, — ее голос приглушен. Она пытается встать, сдувая волосы с лица. — Здесь реально очень жарко. Тебе жарко?

Она бьет по выключателю на стене, и пламя умирает внезапной смертью.

— Так что, все то время, — я встаю, — все фотографии и все то, что вы делали с Бруксом... Это все было сделано для меня?

Правой рукой Деми хватается за левый локоть и перекрещивает ноги в лодыжках, смотря в сторону.

— Это кажется смешным и нелепым, когда я сказала это вслух, — говорит она.

— Я думал, что ты была счастлива. Предполагал, что ты живешь дальше, — я напряг челюсть. — Вот почему я так долго оставался в стороне. Я бы не делал этого, если бы знал...

— Не пойми меня неправильно, я имею в виду, — говорит она, — Брукс и я… Нам, в принципе, было хорошо. У нас были хорошие времена. Когда я сказала ему, что люблю его, я это и имела в виду. Просто не такой же любовью. Это... Это просто не чувствовалось так же, как когда я сказала это тебе. Но я любила его достаточно.

— Ты любила его... достаточно?

Деми смотрит вниз на ногти, переступая с ноги на ногу.

— Ты знаешь, что во всем этом самое забавное?

— Что именно?

— Мы практически незнакомые люди, и я более честна с тобой сейчас, чем была честна с собой все эти годы.

— Я бы не назвал нас чужими, — я приближаюсь к ней, прикасаясь к ее щеке, и наши взгляды встречаются. — У нас есть общая история, — говорю я, — этого у нас никто не сможет отнять. Независимо от того, что случилось в прошлом, независимо от того, что происходит сейчас, это не отнимет все те хорошие моменты, которые произошли с нами. Ты была моей первой любовью, Деми. Ты получила всего меня.

— И ты бросил меня.

Деми смаргивает слезы, отворачиваясь, словно стыдится плакать передо мной. Если бы она только знала, как ошибается.

— Иногда я чувствую себя так глупо, — говорит она. — Словно мы дети, Ройал. Мы ничего не знали о любви. Мы не знали, что делали и говорили. Подросткам нет никакого дела до обещаний друг другу, ты знаешь? И вот я, взрослая женщина, которая провела несколько лет своей жизни, фантазируя о том дне, когда ты вернешься, и зная о том, черт побери, что этого никогда не произойдет.

Она кладет руку на мою, когда я большим пальцем провожу по ее нижней губе.

— А потом ты появился. У моей двери, — вздыхает она. — И часть меня хочет, чтобы мы продолжили с того места, где остановились. Часть меня хочет прыгнуть в твои объятия и поцеловать, почувствовать твой запах, потерять себя в тебе. А другая часть ненавидит тебя. Потому что ты разрушил для меня любовь, Ройал. Я никогда никого не смогу полюбить, как любила тебя, а я хочу. Очень. Сильно. Я хочу чувствовать себя также, как чувствовала себя, находясь рядом с тобой... С кем-либо, кроме тебя. И я попробовала. И не смогла. И ненавижу тебя за это.

У нее начинает дрожать подбородок, и одна слезинка скользит вниз по щеке. Не медля, я притягиваю ее к себе, скользя руками по ее волосам и прижимая к своей груди.

Я долгие годы ждал, чтобы снова держать Деми в своих объятиях.

— Прости меня, Деми.

Она тихо плачет у меня на груди, а не кричит полупьяным ором. Я даю столько времени, сколько ей нужно, и шум вокруг нас стихает, слышится только наше дыхание. Мы не двигаемся. Мы стоим на месте, в то время как я держу ее в своих объятиях. Она пахнет розмарином и мятой — запах того самого шампуня, которым она пользовалась в средней школе — и им веет от ее волос, он переносит меня обратно в те беззаботные летние дни, прежде чем наша жизнь приняла другой оборот.