Роуэн в стране Зиба - [18]

И тут же земля разверзлась. Раздалось рычание, и с пронзительным визгом ящерица исчезла во тьме. Другие ящерицы тоже завизжали, а затем, успокоившись, расселись по местам.

Роуэн с отвращением отвернулся.

— По крайней мере, теперь понятно, чем питаются ишкины, — заметил Аллун. — Должно быть, вся равнина испещрена их тоннелями. Ты только посмотри…

Он указал на место, где всего полчаса назад они отчаянно спасали Жемчужника. Провал уже был заделан, и земля выглядела такой же ровной, как и прежде.

— В стихотворении говорится: «В камнях дорога, путь неблизок».

Роуэн снова взглянул на равнину, на её обманчиво твёрдую поверхность с островками чахлых растений и на плоские валуны, усеянные летающими тварями.

— Может быть, по камням… — начал он.

— Да, — кивнул Аллун. — Раз камни — единственное место, где эти твари чувствуют себя в безопасности, нам придётся последовать их примеру. Только мы станем ящерицами без крыльев. Мы будем прыгать с камня на камень и так пересечём эти проклятые Пустынные земли. — Он глубоко вздохнул. — Ладно, Роуэн. Будь что будет. Зови Зеел и Жемчужника. Пора трогаться, если мы хотим попасть в город до рассвета.

11. Путь к стене

Роуэн молчал. Ему было жутко от одной мысли о предстоящем путешествии. Любой неудачный прыжок будет последним. Ишкин всегда наготове. Возглас — и человек мгновенно исчезает в тёмном провале.

В ушах у Роуэна всё ещё звучал обречённый крик летучей ящерицы, а в голове крутились строчки, которые прочитала Зеел:

Будешь ты кричать и плакать —

Не придём к тебе на помощь.

Ишкин голову откусит,

Мясо съест, а кости бросит.

У него начинал болеть живот при одном воспоминании об ишкине, о щёлканье его исполинских клешней и скрежете, с которым когти зверя скребли землю.

Однако он понимал, что Аллун прав. Им необходимо пересечь равнину, и другого способа сделать это попросту нет.

— Жемчужник ослабел от испуга, — наконец выговорил Роуэн. — А Зеел… она ужас до чего боится.

— Но нам-то с тобой, я надеюсь, нисколечко не страшно? — строго спросил Аллун, глядя мальчику прямо в глаза.

Роуэн с недоумением посмотрел на него.

— Пойми, Роуэн, страх сковывает, делает нас неуклюжими, — уже мягко начал объяснять ему Аллун. — Поэтому мы должны притворяться уверенными в себе, даже когда чувствуем себя совсем иначе. Надо притворяться — да так, чтобы самому в это верить. — Тут он привычно усмехнулся и похлопал Роуэна по плечу. — Я, во всяком случае, привык притворяться. Я занимаюсь этим всю жизнь и замечательно научился валять дурака, скрывая свои истинные чувства. Теперь у меня есть возможность применить свой опыт на практике.

Много часов подряд, следуя друг за другом под холодным лунным светом, они прыгали с камня на камень, зигзагами пересекая равнину. Аллун шёл первым. Он мгновенно определял, куда делать следующий прыжок, и старался, чтобы тот был несложным и по возможности не уводил в сторону. Сияние на горизонте медленно, но верно приближалось.

Поверхность равнины то и дело вскипала. Это ишкины обретали очередную добычу. Бесчисленные летучие ящерицы, которых Аллун прозвал чурбанами, постоянно ссорились и вступали друг с другом в драки, которые неизменно заканчивались одним и тем же. Но Аллун не смотрел по сторонам. Его взгляд был устремлён вперёд. Перед тем как покинуть твёрдую землю, он предусмотрительно наполнил карманы маленькими голышами и теперь швырял их в тварей, сидящих на каждом следующем камне.

— Дорогу, чурбаны! Дорогу! Смотрите, кто идёт! — выкрикивал он.

Ящерицы с недовольным верещанием вспархивали в воздух, и Аллун тут же прыгал на освободившуюся поверхность. Затем он выбирал место для нового прыжка, бросал очередной камешек и так продвигался вперёд.

И всякий раз он, не оглядываясь, что-нибудь говорил Жемчужнику, Зеел и Роуэну, которые двигались следом за ним. Его голос заглушал рёв ишкинов и отчаянный визг гибнущих ящериц. Аллун не умолкал ни на минуту. Он подбадривал своих спутников, подшучивал над ними, а когда не знал, что сказать, насвистывал и даже пел.

— С детства обожаю танцы! — восклицал он. — И наконец-то у меня есть возможность вдоволь поупражняться в этом искусстве.

Иногда во время очередного прыжка он неуклюже размахивал руками, стараясь выглядеть как можно смешней. А в другой раз читал сочинённые на ходу нескладные стишки про лягушек и с кваканьем прыгал, вызывая улыбку у своих друзей.

Он загадывал загадки, переделывал известные изречения и придумывал несуразные истории про общих знакомых. Под конец он охрип от крика.

Когда они останавливались, чтобы сделать короткую передышку, Аллун горланил песни, заставляя остальных подпевать. А если никто не подтягивал ему в такт, он принимался язвить по поводу перепонок на руках и ногах Жемчужника, называл Роуэна мальчишкой-зайчишкой и поражался никчёмности Зеел, которая не умеет летать на воздушном змее в отсутствие ветра.

Глупая болтовня непереносимо раздражала, но Роуэн понимал, что она спасает им жизнь и помогает забыть о страхе, заставляет смотреть вперёд, не обращая внимания на леденящий душу вой ишкинов. Без Аллуна его спутники не смогли бы передвигаться так легко и свободно, не думая о том, что их ждёт при любом неудачном прыжке. Поэтому Роуэн изо всех сил старался не уступать Аллуну в остроумии, огрызался на его ехидные выпады и пел песни, хотя ноги у него дрожали от усталости и каждый прыжок казался последним. Зеел и Жемчужник делали то же самое.