Ростов Великий - [266]

— Мои джигиты лишку не берут. Что численники переписали, от того числа и взимается. Мой джигит — честный джигит. Это ваши людишки табуны и хлеб грабят.

— Какие людишки?

— А те, что нашим джигитам подсобляют.

Баскаки, конечно, нагло врали: они тщательно припрятывали добычу. Но и среди «подсобников» оказались люди, готовые поживиться на людской беде. (Во все времена и веки немало было на Руси и всякого сброда, готового на любые гнусности и даже убийства. Вот эти головорезы и вливались в татарские отряды).

А случалось, попадались среди ордынцев даже бывшие княжьи дружинники и бояре. Среди них — небезызвестный в Ростово-Суздальской Руси — Агей Букан. Когда-то он еще служил сотником у великого князя Ярослав Всеволодовича, был его доверенным человеком и проворачивал всякие темные, пакостные делишки. Ярослав возвел его в чин ближнего боярина, но Букан вскоре крупно обворовал своего государя и с треском был выдворен с великокняжеского двора. Тогда изворотливый Агей предательски донес на «злые умыслы» Ярослава против хана Батыя (коих практически и не было) и вскоре вновь оказался ближним боярином нового великого князя, младшего брата Ярослава — Святослава Всеволодовича. Но Букан торжествовал недолго: через нескольких месяцев недалекий Святослав[260] был смещен с владимирского стола. На его место пришел Андрей Ярославич, кой простил Агею все его прежние грехи и взял к себе сотником. Но опять не повезло Букану. Вспыльчивого и дерзкого Андрея разбили татары, и вновь Букан остался не у дел. Новый великий князь Александр Невский, прознав о многих подлостях Агея, никакой службы ему не дал, твердо сказав:

— Мерзавцев у себя не держу.

Агей затаил злобу на Александра Ярославича, а когда во Владимир прибыл с численниками верховный баскак Китата, Букан решительно двинулся к его двору. На службе баскака Агей, при выколачивании дани, был настолько жесток и беспощаден, что Китата доверил ему тысячный отряд.

Народ исходил стоном, негодовало купечество и боярство, а Александр Ярославич ничего не мог сделать. И это собственное бессилие приводило его в неописуемую ярость. Порой ему хотелось поднять все видимые и скрытые в лесах дружины и кинуть грозный клич: на Орду! И он, в порыве этого безумного неистовства, выхватывал из ножен свой тяжелый меч. Уж лучше погибнуть в честном поединке, чем быть татарским прислужником! На Орду!

Но проходила минута, другая, и, Александр Ярославич, укрощая гнев, тяжело опускался на лавку и ожесточенно думал: «Не пора, не пора, будь вы прокляты!».

Глава 11 МЛАДШИЙ СЫН

Любимец огорчил мать.

— Напрасно ты согласился на предложение Берке, сынок. Агафья этого не заслужила.

А Глеб Василькович возвращался на Русь в радужном настроении. Скоро он станет одним из самых знатных князей. Еще бы! Его женой будет дочь бывшего великого хана Сартака, племянница самого Берке! То ль не великая честь!.. А Агафья? Да разве можно сравнить дочь захудалого князька из Мологи с родственницей всесильного хана Берке?! Конечно же, он вдругорядь обвенчается, а Агафье скажет, чтобы отправлялась в обитель. Там ей будет хорошо. Вначале походит послушницей, а затем и примет постриг. В обители — славная игуменья, она присмотрит за ней и всем обеспечит. Агафья ничего не потеряет, она и дома-то чувствует себя затворницей. Ни с кем не дружит, в куклы играет, да всё по родителям хнычет. Его же, Глеба, никто не осудит: сколь мужчин своих жен в монастырь спроваживают. Дело житейское, обычное. Матушка возражать не будет.

Глеб, в отличие от Бориса, рос тихим и покладистым, но одна лишь матушка ведала о его заветной мечте: стать храбрым и могущественным князем, как его отец. Но вот ему уже пошел восемнадцатый год, но мечта его в жизнь так и не воплотилось. Он по-прежнему был робок и застенчив, и владеет маленьким, отдаленным от крупных городов, Белозерским уделом, куда ни одного князя и палкой не загонишь.

Матушка же и тем довольна:

— По твоему нраву, Глебушка, пока и такого удела достаточно. Научишься управлять боярами и народом, может, и другое княжество получишь.

И вот, кажется, случай подвернулся. Теперь дело за матушкой.

Но княгиня Мария на Глеба осерчала:

— Я недовольна тобой, сынок. Не надо было давать повода Берке. Он чересчур коварен и ничего зря не делает, все его помыслы худые.

— Да разве худо жениться на его племяннице, матушка?

— Худо, сынок. Я всегда осуждаю браки с мусульманскими женщинами, хотя наши князья не раз сочетались с половчанками. Это случалось даже и в нашем роду Ольговичей. Но я противница кровосмешения, оно портит породу и нрав русского человека, а в конечном счете, и душу его. А душа русского человека, на мой взгляд, самая чудесная и необыкновенная. Так что, сынок, позабудь о словах хана Берке и с Богом возвращайся к своей законной супруге. Скоро она подрастет, полюбит тебя, и вы будете счастливы.

Сумрачным приехал в свой Белозерск князь Глеб Василькович. Впервые он остался недоволен своей матушкой. Маленький древний городишко и вовсе показался ему серым и невзрачным. Да тут еще длинная, морозная зима нагрянула, всё завалило обильным снегом. Даже на охоту не выберешься. И вовсе взяла Глеба докука.