Россказни Роджера - [28]

— У природы, — заметил я, — в запасе вечность и бескрайние моря материала.

— Я тоже так думал, — с раздражающим апломбом откликнулся молодой человек. — Но если вникнуть в цифры, это не выдерживает никакой проверки. Мы утверждаем, что человек разумен, а природа — нет. Но если бы все шло по-нашему, мы давно разрешили бы все загадки. А что получается на самом деле? Жалкая картина. Беспорядочное движение полимеров. Бульон производит бульон. Хлам на вводе, хлам на выходе, как говорим мы, компьютерщики. Из дерьма конфетку не сделаешь. В Калифорнии вот добивались самосоединения нуклеотидов. Добились, процесс пошел, но до чего же медленно. Каждые четверть часа добавляется всего одна единица, тогда как в природе приращение происходит за долю секунды.

— Ну что же, даже это указывает на то, что мы имеем дело с естественным процессом, а не со сверхъестественным, не так ли? — возразил я, рассматривая ноготь на большом пальце правой руки. Вчера я спилил на нем небольшую, давно докучавшую мне щербинку, ноготь стал на долю миллиметра короче собратьев, светлая каемка на краю потоньше — словно я грыз ногти. У Верны, вспомнилось мне, ногти совсем короткие, как у детей, тогда как у Эстер слишком длинные. Меньше чем через час начнется мой семинар по христианским ересям, и я проведу первое занятие из двух, целиком посвященных пелагианству. Снова и снова приходится признать (я начну интригующе, чтобы расшевелить аудиторию), что теперь, на отдалении столетий, еретики представляются более интересными, разумными и терпимыми, чем их гонители, насаждавшие начатки римско-католической ортодоксии. Кто, к примеру, не отдаст предпочтение Пелагию («шелудивый толстобрюхий пес, набитый скоттской — то есть шотландской — овсянкой», — кипятясь, отзывался о нем Иероним), его покладистому эмиссару, и апологету-златоусту Юлиану с их безвредной верой в то, что человек способен творить добро, способен приблизить спасение, — кто не отдаст предпочтение этим человеколюбцам перед вспыльчивым Иеронимом и перед витающим в облаках Августином, который бился в истерике, доказывая зло соития (сам-то он в конце концов насытился), и обреченностью новорожденных на проклятие? Манихей, он всегда манихей, остроумно заметил Юлиан о епископе алжирского Гиппона.

Пока я рассеянно репетировал предстоящую лекцию, Дейл Колер развивал свои доводы:

— Вы рассуждаете как твердолобый неодарвинист. Они разглагольствуют о тенденциях, течениях и неизбежной недостаточности информации, которую дают нам осадочные породы, отложения. Недостаточность! Да они ничем не располагают — только гипотетические картинки существ, которые появлялись и исчезали. Так называемые лакуны — вовсе не лакуны, а зияющие пробелы.

Где я слышал это слово совсем недавно?

— К сожалению, не сохранилось никаких ископаемых докембрийского периода. Но вдруг откуда ни возьмись повсюду появляются многоклеточные живые существа, их насчитывают семь типов и около пятисот видов — членистоногие, плеченогие, разные там губки, черви. В сущности, почти все, кроме, как ни странно, простейших одноклеточных организмов. Как клетки научились сливаться? И вообще, как покариоты, доядерные клетки, из которых и состояли сине-зеленые водоросли, развились в эукариоты, наши с вами клетки, имеющие не только ядро, но и митохондрии, нуклеоль, комплекс Гольджи? Эти два вида клеток отличаются друг от друга, как коттедж и кафедральный собор.

— Что-то произошло, — сказал я. — И я не уверен, что вижу в происшедшем руку Господню. В своих рассуждениях о давно прошедшем вы отталкиваетесь от современных условий жизни, которые считаете в высшей степени невероятными. Но если следовать вашей логике — чем мы будем отличаться от пещерного человека, который не понимал, почему каждый месяц луна меняет форму, и сочинял разные сказочки о том, какие еще штуки выкинут боги. Вы, по-видимому, считаете, что Бог должен заполнять любой вакуум, любой пробел в знаниях. Современный ученый не претендует на всеобъемлющее знание, он лишь утверждает, что знает больше, чем его предшественники. Нельзя пользоваться достижениями современной науки и смотреть на космос глазами пещерного человека. Это вещи несовместимые. По-моему, вы пристегиваете Бога к невежеству, мистер Колер. Он и без того слишком долго находился в одной упряжке с невежеством.

Дейл выпрямился на стуле, удивленно глядя на меня бледно-голубыми глазами.

— Неужели? Неужели я пристегиваю Бога к невежеству?

Я положил руку с разрезанным ногтем на стол.

— Именно так. Поэтому я говорю вам: освободите Его.

Дейл добился своего, задел меня за живое. Мое безразличие рассеялось как дым.

— Освободите Его, даже если Он скончается от этого.

Дейл откинулся на спинку кресла. На губах его заиграла улыбка, полная то ли самонадеянности, то ли сомнения. У его затылка желтела овчинная подкладка.

— Нет, профессор Ламберт, я смотрю на вещи иначе. Современного человека засадили в футляр атеистического объяснения физической реальности и убедили, что так и надо. Я же всего лишь призываю: эй, погодите, в мире есть нечто большее, чем вам говорят. Астрономы и биологи зачарованно уставились в лицо этого Нечто, а вам взглянуть не дают, потому что сами не верят тому, что видят. Можете верить или не верить, ибо Господь дал нам свободу выбора, но не поддавайтесь на интеллектуальный шантаж. Вы ничем не обязаны дьяволу.