Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - [120]

Отпуская сына за границу, родители не переставали беспокоиться не только о его физическом здоровье, но и о том, какое направление принимает его образ мыслей, боясь, видимо, что европейская жизнь может оторвать молодого человека от родной почвы, увлечь модными учениями, поколебать в основах веры. В ответ на вопросы родителей Станкевич счел необходимым сформулировать свою нравственно-философскую позицию, осветив главные вопросы современности: отношение к родине, проблему веры и неверия, влияния сторонних учений и идей на русскую душу и ум.

Свое жизненное кредо он выразил в письме от 15 (27) января 1838 года из Берлина: «Насчет моего образа мыслей прошу вас быть вполне покойным – хоть бы я даже был и не в Берлине. Та религия и та любовь к отечеству, которые могут подвергнуться какой-нибудь опасности от обстоятельства, не стоят ни гроша и рано или поздно должны испытать перелом. Моя религия, напротив, тверда, потому что я получил ее не от девки Параньки, потому что не боялся об ней думать и не боялся знать, что говорено было против нее: она во мне чиста, чужда суеверия и непоколебима». «В наше время всякий человек с порядочным образованием и с душою признает ее за основу жизни, – решительно заявляет Станкевич. – Любовь к отечеству также тверда во мне, потому что я люблю в нем хорошее, не считаю нужным восхищаться соложеным тестом и терпеливо смотрю на недостатки, которые должны изгладиться временем и образованием. Демагоги всего менее могут сбить меня с толку: я уважаю человеческую свободу, но знаю хорошо, в чем она состоит, и знаю, что первое условие для свободы есть законная власть».

«В Германии, – развивает свой тезис Станкевич, – при общем стремлении к свободе мысли законная власть уважается больше, нежели где-нибудь, это следствие ее основательного образования. Вот вам искренняя исповедь в моих правилах, которых ничто не переменит. Есть чувства, которые нельзя сохранить укупоркою, – как ни засмаливай, воздух пройдет и они испортятся; но, если они основаны на прочном убеждении, нечего бояться постороннего влияния. Чтобы быть твердым в своих правилах, надобно убедиться в нелепости противных». «К этому случай есть везде: шаткому человеку в России так же точно опасно жить, как и за границей, – заключает Станкевич. – Я счел за нужное распространиться об этом, чтоб успокоить Вас однажды навсегда на счет независимости моих мнений». Стараясь еще раз подчеркнуть свою основную мысль, в письме от 2 (14) февраля 1838 года он добавляет: «Я человек с родиной и с родными, а не пролетный дупель».

Станкевич продолжил занятия философией и историей в Берлинском университете, где находился в постоянном общении со своими друзьями – Т.Н. Грановским, будущим профессором всеобщей истории Московского университета, и Я.М. Неверовым, впоследствии начальником Кавказского учебного округа и членом Совета министра народного просвещения. Своей главной задачей Станкевич видел духовно-интеллектуальное развитие личности. Этот своеобразный личностный нравственный императив, определяющий христианско-либеральный дискурс его философии, он отчетливо сформулировал в письме от 8 марта 1838 года из Берлина к брату Александру: «Притом, чтобы наслаждаться настоящим не как животное, надобно его расширить, надобно заключить в нем прошедшее и будущее, надобно прочное сознание своей духовной самостоятельности, которая равна себе вчера и сегодня, – словом, надобно духовное развитие, которого ты не мог еще вполне достигнуть, которого достигнуть я, может быть, мог бы уж, но еще не достиг».

Болезнь Станкевича вступила в активную фазу. Во второй половине 1839 года для лечения от туберкулеза он посетил курорты Чехии, Южной Германии, Швейцарии, а затем направился в Италию. Станкевич путешествовал вместе с А.П. Ефремовым, товарищем по Московскому философско-литературному кружку и Берлинскому университету, будущим доктором философии и профессором географии.

В 1840 году Станкевич познакомился в Риме с молодым Тургеневым, для которого стал наставником и проводником в мир итальянской культуры. По воспоминаниям И.С. Тургенева, Станкевич, даже будучи тяжело больным, не переставал быть источником новых знаний и духовно-художественных открытий для не искушенного в этих вопросах молодого дворянина. «Мы разъезжали по окрестностям Рима вместе, осматривая памятники и древности. Станкевич не отставал от нас, хотя часто плохо себя чувствовал; но дух его никогда не падал, и все, что он ни говорил – о древнем мире, о живописи, ваянии и т. д., – было исполнено возвышенной правды и какой-то свежей красоты и молодости», – тепло вспоминал Тургенев.

Переписка Станкевича римского периода содержит ценные суждения о сущности искусства, раскрывает его философско-эстетическую систему, уточняет взгляды на природу красоты, христианский идеал, выраженный талантом художника непосредственно в образе. Не случайно П.В. Анненков, биограф Станкевича, подчеркивает значение Рима в творческом опыте русского мыслителя. В этом городе, способном собрать все нравственные силы человека, развитие Станкевича, по мнению Анненкова, достигло своей вершины. Эту мысль подтверждают два фрагмента из писем к семье Фроловых, свидетельствующих как об эстетических, так и о духовно-нравственных установках Станкевича. Он спешит поделиться своими впечатлениями с Н.Г. и Е.П. Фроловыми, зная, что в лице этой умной и доброй четы он найдет дружескую поддержку и понимание. Письмо от 19 марта 1840 года содержит выразительное историко-культурное толкование феномена центра римского католицизма – собора Св. Петра. Примечательно также письмо от 5 апреля 1840 года с описанием статуи Моисея Микеланджело в церкви Сан-Пьетро-ин-Винколи. Передавая свои впечатления от встречи с гениальными творениями итальянского искусства, Станкевич выводит формулу творчества: если в искусстве нет божества, то в нем отсутствует жизнь, полнота которой находит свое воплощение в любви – благом и прекрасном образе абсолютной истины. Этот тезис, сформулированный по поводу произведений искусства, выражает квинтэссенцию философских взглядов Станкевича – мыслителя-поэта и человека христианской культуры, синтезирующего веру и разум в опыте познания на пути интеллектуального восхождения личности к Абсолюту.