Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - [119]
Духовный поиск истины и смысла жизни не ограничивался для Станкевича и членов его кружка художественно-эстетической формой выражения. Кружок Станкевича на русской почве знаменовал собой начало расцвета специфического типа личности, возможного в культуре с доминантой метафизических ценностей, но с ограниченным социальным полем практического приложения сил. Этот тип «практических метафизиков» хорошо известен в русской истории по своему радикальному, революционному крылу. Но в эпоху расцвета кружка, бывшего по составу идей и умонастроений далеко не однородным, это размежевание эстетических и революционных идеалистов не было столь очевидным.
Идейно кружковцев объединяли поиски вселенского метафизического смысла, а психологически их сближала неподдельная искренность душевных порывов. В то же время участники кружка всячески культивировали критический, трезвый взгляд на текущие интеллектуально-художественные и социальные процессы, вырабатывая принципы новой эстетики и критики, отвергавшей ложно-патетическую интонацию и излишнюю аффектацию. Это позволяло им бороться с литературными авторитетами и производить «переоценку ценностей», пересматривая творчество А.А. Бестужева-Марлинского, Н.В. Кукольника, В.А. Каратыгина, царивших на Олимпе литературной и театральной славы. Поиск подлинного в искусстве позволил Станкевичу разглядеть в молодом поэте Алексее Кольцове несомненный талант и способствовать утверждению не только нового имени в русской поэтической традиции, но и новой народно-песенной эстетики. Станкевич, с которым Кольцов встретился в 1830 году, опубликовал его стихи с коротким предисловием в «Литературной газете». Благодаря Станкевичу Кольцов познакомился с Белинским, оказавшим на него большое влияние, с Жуковским, Вяземским, Одоевским и Пушкиным, опубликовавшим в своем журнале «Современник» стихотворение Кольцова «Урожай».
Широкий круг интересов, как и внимание к литературным событиям, создал благоприятную почву для философского опыта. Но встречей-откровением, поражающей воображение, для Станкевича стала философия Фридриха Шеллинга. Именно Шеллинг помог ему обнаружить бытийную связь человека с миром природы и культуры, понять, что в человеке «действует разумная жизнь всей природы». Это позволило молодому философу приблизиться к пониманию главной цели жизни каждого человека – осознанию своего назначения. В одном из писем Станкевич формулирует свой тезис: «Вся природа есть лестница, по которой „Я“ идет к полному разумению в человеке». Достоинство человека напрямую связано с совершенствованием, воспитанием и преображением души. Проецируя эту задачу на будущее, Станкевич, уже в духе Гегеля, вменял ее не только человеку, но и целым народам. Важнейшим инструментом совершенствования он полагал философию, трактуя ее как «могущество ума, одушевленного добрым чувством». Эта мысль высказана и в письме к другу М.А. Бакунину от 24 ноября 1835 года: философия «…показывает человеку цель жизни и путь к этой цели, расширяет ум его. Я хочу знать, до какой степени человек развил свое разумение; потом, узнав это, хочу указать людям их достоинство и назначение, хочу призвать их к добру, хочу все другие науки воодушевить единою мыслию».
Вторым главным кумиром Н.В. Станкевича после Шеллинга стал Гегель, хотя он высоко ценил и Фихте, увлекшего его идеей философии как строгой науки, и Канта, удвоившего его интерес к трансцендентализму. В гегелевский период философских увлечений мировоззрение Станкевича словно бы обретает недостающее звено. Показательно, что в 1835 году он поместил в «Телескопе» (№ 13–15) перевод «Опыта философии Гегеля» Г. Вильма со своими примечаниями. Отзвуки Гегеля слышны в двух собственно философских сочинениях Станкевича: «Моя метафизика» (1840) и «Об отношении философии к искусству (1840). В своем эстетическом наброске он отрицает автономию искусства. Станкевич развивает гегелевский тезис о соответствии или «совпадении» исторических этапов художественного процесса с «эпохами общего духовного развития человечества»: «Искусство… получает мировое значение, оно является целым, которое живет с духом и из духа, переживает с ним все судьбы его».
Гегеля Станкевич понимал очень личностно, интерпретируя его философию абсолютного духа с точки зрения концепции духовного саморазвития личности. Он считал, что у Гегеля личность не поглощается абсолютом, а как часть процесса самораскрытия духа проявляет свое творчество в истории и природе. Эти персоналистические идеи в системе представлений Станкевича, конечно, были глубоко психологически мотивированы. Он верил в любовь, в этот индивидуальный, спасительный путь жизни, который как «зародыш всякого знания и всякой деятельности» определяет меру человеческого в человеке!
Чувствуя потребность в серьезных профессиональных занятиях философией и историей, Станкевич в 1837 году отправился за границу. Он поехал в Берлин, где была сосредоточена научная мысль Европы. Поездка имела еще одну важную цель: семья отправила его на лечение – он болен туберкулезом. После отъезда Станкевича кружок без своего лидера и вдохновителя просуществовал еще около двух лет.
