Российская империя и ее враги - [53]

Континентальные критики не замедлили отметить, что доктрины свободной торговли являются очередным доказательством британского лицемерия. Мол, государству, чье индустриальное превосходство позволяет без особых проблем разделаться с любым соперником на «свободном» и «справедливом» рынке, легко произносить заумные проповеди о выгодах свободы торговли для международного мира и процветания. К концу девятнадцатого века лишь меньшинство британских интеллектуалов признавало, что в этой критике содержится доля истины. В 1902 го-ду Холфорд Маккиндер писал, что «трудно представить себе, как иностранные правительства, озабоченные выживанием бедных континентальных народов, смогут противостоять давлению, оказываемому на них в связи с их протекционизмом торговым государством, обладающим островной безопасностью и далеко ушедшим вперед». В условиях свободной международной торговли «такое государство увеличит свое лидерство и в конце концов поставит весь мир в подчиненное положение».

«Свободная торговля, - писал далее Маккиндер, - это политика сильного... Сознавал ли Ланкашир, что свободный импорт был навязан Индии силой?» В 1880-х годах Сили делал такие же выводы. Он утверждал, что в противоположность большинству империй ранних эпох Британия не получала прямой дани от Индии и доходы от индийских налогоплательщиков не поступали непосредственно в королевскую казну. Британцы дали Индии мир и безопасность, а взамен получили выгоды открытого незащищенного рынка. «Здесь мы осуществляем огромную внешнюю торговлю, которая в состоянии еще расти и расти, и безопасность этой торговли может считаться обеспеченной, доколе мы являемся хозяевами в правительстве Индии». В белых доминионах Британия к 1880-м годам потеряла подобное господствующее положение. Тем не менее даже в эпоху свободной торговли было бы наивно представлять, что британская индустрия и коммерция не извлекали существенных преимуществ из наличия колоний, населенных англоговорящими народами, которые имели сильные политические, экономические и культурные связи с родиной.

Финансы были ключевым элементом британского могущества. В великой битве за империю, кипевшей между Британией и Францией с 1690-х по 1815 год, «подавляющее финансовое превосходство» было среди определяющих факторов британской победы. Даже перед индустриальной революцией Британия восемнадцатого века представляла собой относительно богатую страну с развитой для своего времени экономикой. Но Франция была гораздо больше по размерам и населению: даже в 1760-х годах ее правительственные доходы были на 30 процентов выше британских. Однако фискальная и кредитная системы Британии оказались гораздо лучше приспособленными для выдавливания соков из страны. В 1789 году, перед началом наполеоновской эпохи, будучи представителем самой обремененной налогами нацией Европы, средний англичанин платил в три раза больше налогов, чем рядовой француз. В ганноверскую эпоху11 60 процентов государственных доходов поступало от косвенного налогообложения, а акцизом к 1780-м годам было охвачено 100 000 предприятий. Еще более важной была система государственных займов. В восемнадцатом веке Британия могла получить больший, чем во Франции, кредит под меньшие проценты. Ключевой здесь являлась уверенность инвесторов в учрежденных в 1690-х годах институтах, в том числе в Английском банке, но прежде всего - в системе парламентского контроля над финансами. Имущие классы чувствовали себя комфортно, ссужая деньги государству, которое контролировалось такими же людьми, как они сами, и финансовая политика которого была последовательной, прозрачной и эффективной. По контрасту на континенте давать деньги взаймы королям всегда было рискованной операцией, что автоматически влекло за собой высокие процентные ставки. Британская политика субсидирования континентальных союзников, проводимая, чтобы связать руки Франции материковой войной, была очень эффективной. Она достигла апогея в 1813-1814 годах, когда огромные суммы помогли сохранить боеспособность русской, прусской и австрийской армий вплоть до окончательного поражения Наполеона. За время почти всех войн, начиная с 1700 и кончая 1815 годом, британская торговля фактически окрепла, в то время как торговля и торговые пути сообщения Франции были уничтожены, а ее рентабельные колонии - завоеваны. Неумолимо растущее благосостояние и ряд внешних побед помогли узаконить и консолидировать парламентскую конституцию и британский правящий класс.

Эпоха правления Ганноверской английской королевской династии (1714-1901).

Ядро этого класса составляла аристократия, которая уже в 1800 году была богатейшей в Европе. В восемнадцатом веке возникла финансовая и коммерческая элита лондонского Сити, ставшая основным, хотя и младшим пока что союзником аристократии, К концу девятнадцатого века относительный упадок власти и благосостояния настиг класс землевладельцев, хотя этот процесс ни в коем случае нельзя было назвать завершенным. Основная часть аристократических магнатов, обычно имеющих крупные интересы в городской собственности или угольной промышленности, оставалась в центре новой плутократии, чьим другим важным компонентом были люди, сделавшие свои состояния в Сити, В сущности, ни один промышленник не имел возможности соперничать с практически беспредельными средствами богатейших аристократов и финансистов. Тесные связи между правительством и финансистами возникают естественно. В Британии, где финансы являлись ключевым компонентом государственной стратегии и мощи, эти связи были особенно сильны. Так как правительство и финансисты жили в Лондоне бок о бок, а аристократические и финансовые элиты постоянно вступали в перекрестные браки, имели общие ценности и вели похожий образ жизни, тенденция постоянно крепла. Вокруг этого плутократического ядра формировалась более широкая элита, имевшая корни в правительстве, мелкопоместном дворянстве, вооруженных силах, колониальных службах и некоторых секторах торговли и даже индустрии. Географической базой этой широкой элиты был юго-восток Англии, а ее однородность гарантировалась прежде всего системой публичных школ. Эта элита была достаточно открытой, а ее правление достаточно успешным, для того чтобы обеспечить ей огромную легитимность.