Россия за рубежом - [39]
Что касается Риги, а также Софии и Варшавы, то мы располагаем сведениями лишь о немногочисленных лекциях, прочитанных русскими учеными-эмигрантами в местных университетах. Малочисленные группы живших здесь ученых пытались по мере возможности чаще приглашать лекторов из других центров диаспоры, чтобы стимулировать развитие культурной жизни этих «окраин*. Но, как мы уже отмечали выше, несмотря на существование русского этнического меньшинства эти попытки были бесплодными. Националистическая реакция, наступившая в начале 30-х гг., создала дополнительные трудности работе ученых-эмигрантов, хотя местные университеты приглашали их занять кафедры, когда не было специалистов из числа представителей коренного населения.
Последним центром высшего образования в эмиграции, о котором нам следует упомянуть, был изолированный в географическом смысле Харбин. Непосредственно после революции и прибытия беженцев в этот маньчжурский город здесь возникли три высших учебных заведения. Все они были созданы для удовлетворения практических нужд КВЖД, китайских властей и молодого поколения эмигрантов. Ни одна из этих целей не была достигнута, так как сначала китайско-советское соглашение, а затем японская агрессия полностью разрушили сообщество эмигрантов в Харбине.
Три высших учебных заведения были основаны при небольшой поддержке со стороны ИМКА. Коммерческий институт являлся школой бизнеса и готовил специалистов для КВЖД и китайской экономики. Технологический институт готовил персонал для управления и эксплуатации железной дороги и для содействия развитию Китаю. На Юридическом факультете преподавали историю, экономику, социологию, юриспруденцию, русское и китайское право. Во всех трех учебных заведениях обучались как русские, так и китайцы, в основном на русском и частично на английском языке. Коммерческий и Технологический институт сыграли довольно ограниченную роль, так как после вторжения японцев их выпускники не имели возможности применить на практике полученные знания, хотя некоторые выпускники-китайцы, по всей видимости, позднее работали по полученной специальности в Китае.
На Юридическом факультете также обучались не только русские, но и китайские студенты. Его программа носила строго научный характер и в целом копировала программы русских дореволюционных юридических учебных заведений с той лишь разницей, что в нее были включены курсы китайского права и экономических проблем, представлявшие непосредственный интерес для Маньчжурии. Харбинский Юридический факультет, несмотря на свое изолированное положение, внес заметный вклад в интеллектуальную жизнь Русского Зарубежья, поскольку дал солидную подготовку целому ряду молодых эмигрантов, которые впоследствии продолжили образование в других странах, главным образом в США. Впоследствии они издали книгу, получившую широкую известность среди диаспоры, в которой рассказали о научной работе на факультете. Уровень, на котором проводились исследования, был столь высок, что вклад факультета в науку сохраняет свою актуальность и по сей день>21. Помимо собственного журнала харбинские профессора и лучшие студенты печатались также на страницах иностранных (прежде всего, англоязычных) изданий и писали монографии. Географическое положение факультета побуждало его сотрудников изучать проблемы, связанные как с внутренним, так и с внешнеполитическим положением Китая, Монголии и Маньчжурии. Так, профессора Г. Гуинс и В. Рязановский, писавшие по-английски, внесли заметный вклад в изучение международных отношений, политической ситуации и права Монголии. Доступные нам источники не позволяют пролить свет на численность и особенности контингента слушателей Юридического факультета, дальнейшую судьбу его сотрудников. Гуинс и Рязановский переехали в Соединенные Штаты, где продолжили свои исследования, тогда как Н. Устрялов вернулся в 1934 г. в Россию, где в период репрессий след его затерялся.
Для учебы и научно-исследовательской работы необходимы библиотеки. До 1939 г. на Западе только в некоторых колониях эмигрантов имелись большие библиотечные собрания, содержащие материалы по России и русской проблематике. Наиболее крупные из них были сосредоточены в Соединенных Штатах (Библиотека Конгресса, Вайднеровская библиотека в Гарварде, Гуверовский институт, Колумбийский университет, Нью-Йоркская публичная библиотека), но они были недоступны исследователям из Русского Зарубежья. Европа в этом отношении была гораздо беднее, чем можно было предположить. Значительными по объему собраниями научной литературы по России располагали только Британский музей, Национальная библиотека в Париже (а в 20-е гг. также Библиотека современной документации), университетская библиотека в Хельсинки, Прусская и Баварская государственные библиотеки (расположенные в Берлине и в Мюнхене). Попасть туда можно было лишь по специальному разрешению, которое большинство эмигрантов не могли получить из-за сопряженных с этим сложностей. Вследствие проблем как финансового, так и юридического характера лишь немногие имели возможность добраться до этих библиотек. Следует отметить, что в течение 20 —30-х гг. европейские страны почти не занимались приобретением материалов из России и о России. Конечно, в некоторых исследовательских учреждениях имелись собрания связанных с Россией материалов, но, как правило, это были закрытые, разбросанные по всей Европе учебные заведения, которые использовали свои собрания для обучения студентов или собственной научной работы. Среди подобных собраний можно назвать библиотеки Института славянских исследований и Школы живых восточных языков в Париже, в Германии были так называемые семинарские или институтские библиотеки Институтов Восточной Европы в Бреслау и в Кенигсберге. В целом с точки зрения возможностей ведения научной работы ситуация была неблагоприятной, а для студентов-эмигрантов совсем незавидной. Практически ни одна из доступных эмигрантам библиотек не обладала хорошим собранием материалов по России.
