Россия в постели - [27]

И одну из них хлопнул я, грешный. Представьте себе роскошный солнечный день на берегу зеленого пылкого моря и детский карнавал в честь дня Нептуна. Ряженые, крашеные, в самых фантастических нарядах – от диких костюмов каких-то африканских папуасов до полного облачения датского принца – подростки резвятся, поют, пляшут, и в центре всего – Королева Карнавала – хрупкая четырнадцатилетняя нимфетка в прозрачной голубой тунике, с балетным тельцем и карими глазами под золотой короной, надетой на льняные волосы. На высоком постаменте она с профессионально-балетной выучкой танцует в паре с Принцем – тем самым пятнадцатилетним темноглазым парнем, которого заприметила моя приятельница-артистка.

По-моему, у нас с ней, с артисткой, одновременно защемило сердце, и мы даже переглянулись, как заговорщики.

– Ладно, Валюша, – сказал я ей. – Я тебе его устрою.

– Если я тебе устрою ее? – спросила она.

– Попробуй…

Не так уж много нужно москвичам, почетным гостям лагеря, которых наперебой приглашают в пионерские отряды для рассказов о театре, кино, литературе и изобразительном искусстве, чтобы завязать разговор с приглянувшимися девчонкой или мальчишкой.

В тот же вечер после карнавала мы с Валей К. пришли в дружину «Комсомольская» на вечерний костер. Мы пели с ребятами песни, рассказывали им о кино и отвечали на их вопросы. Потом девчонки, среди которых была и «моя» нимфетка, окружили Валю К. – их, конечно, интересовало, как стать киноартисткой, как поступить во ВГИК и прочие вещи, которые занимают девчонок их возраста. А я подошел к тому пятнадцатилетнему парню, который так интересовал Валю. Его звали Сережей, он приехал в лагерь из сибирского городка Томска и был ни много ни мало сыном секретаря райкома партии. Я сказал ему, что, на мой взгляд, у него кинематографическое лицо, и в этом не было никакого вранья – этот парень вполне годился на роли положительных молодых героев. Лукавство мое было лишь в том, что, заронив в душе этого парня мысли о кино, я посоветовал ему поговорить об этом с Валей К. – она-де профессиональная актриса и может дать ему несколько дельных советов.

Сережа дождался, когда девчонки отлипнут от Вали, и подошел к ней. Я видел, как они сели на скамью в стороне от затухающего костра и как Валя послала мне короткий благодарный взгляд. Я понял, что сделал свое «черное» дело, и, чтобы не мешать им, направился по боковой тенистой аллее в гостиницу, с грустью вспоминая о «своей» златокудрой нимфетке.

И вдруг среди этой темной аллеи возникла, отделившись от темного куста, именно она – Королева Карнавала. Заступив мне дорогу и краснея в отблесках далекого костра, она сказала, потупив глазки:

– Валентина Борисовна сказала, что вы скоро будете делать телефильм о подростках и можете записать меня на пробу. Можете? Меня зовут Наташа…

– Записать тебя на кинопробу я, конечно, могу, – сказал я и мысленно послал Вале такой же благодарный взгляд, какой недавно получил от нее.

– А вы думаете, я подойду для кино?

– Ну, этого я не знаю. Я же с тобой еще двух слов не сказал. А вдруг ты заикаешься?

– Нет, я не заикаюсь, – несмело улыбнулась она.

– Или, может быть, ты необразованная, читать не умеешь.

– Умею! Что вы! Вы просто смеетесь… – Она смотрела на меня своими темными блестящими глазками, ее пухлые губки были полуоткрыты, ее кегельные ножки легко держали ее стройное тело, ее маленькие грудки упирались в туго натянутую белую рубашку с двумя расстегнутыми сверху пуговками, ее льняные волосы падали на маленькие плечики… Да что там говорить!

Но я все еще держался в рамках почетного гостя.

– Нет, я не смеюсь, – сказал я. – Вот я вижу по твоей фигуре, что ты занимаешься балетом. Наверно, ты учишься в балетной школе. Да?

– Да. Это не совсем школа, это балетная студия при саратовском Дворце пионеров.

– А балерины, как я знаю, очень мало читают. Ты книжки читаешь?

– Читаю, конечно, читаю!

– Например, какие?

Но в это время над всем лагерем звучит горн – сигнал отбоя.

– Ой, мне нужно бежать на вечернюю линейку, – говорит она. – А вы еще не записали ни моей фамилии, ни адреса. А хотите, я приду после отбоя и вы посмотрите, как я развита, и запишете меня?

– И снова ее темные блестящие глаза посмотрели мне прямо в душу – дерзко, вызывающе и в то же время совершенно невинно.

– Ну… я не знаю… – проговорил я неуверенно. – Разве после отбоя вам разрешают ходить по лагерю?

– Конечно, не разрешают. Но вы ждите, я приду… – быстро сказала она и убежала.

В полумраке аллеи я видел ее быстро мелькающие кегельные ножки и легкую фигурку, стремительно летящую к общей, на берегу моря вечерней линейке. «Вы посмотрите, как я развита…»

Слабое томное щемление подвело мне живот, и приятная ломота предчувствия, как от утренней затяжки сигаретой, поползла по суставам…

Потом в беседке возле гостиницы, окруженные чернотой южной ночи и низкими крупными южными звездами, мы с Валей пили тонкое грузинское вино «твиши» и гадали, придут наши нимфята или не придут – Валя, оказалось, тоже пригласила своего Сережу на «деловую» беседу после отбоя.

Дальние отплески смеха у затухающих костров, быстрый пробег чьих-то ног, шум близкого моря, и легкий ветер в деревьях – все это остро ловил наш слух, напряженный чутким ожиданием.