Россия солдатская - [24]
Беспокоило Григория и то, что их дважды обогнали небольшие группы уголовников. Куда шли уголовники, Григорий не знал, но видел, что ни нового обмундирования, ни каких-либо мешков с продовольствием у урок не было. — Как бы не начали грабить и безобразничать!
Григорий вспомнил этапы в концлагере и ужас, который они внушали заключенным. — Слава Богу, что теперь можно действовать самостоятельно, — подумал он с облегчением. Потом он стал думать о всей России. На несколько сот километров вглубь страны, начиная от линии фронта, гнали стада, шли беженцы, горели города и деревни, население копало противотанковые рвы и не копало картошку. Из-за зарева фронта вставал призрак голода. Неужели все это горе обрушилось не для того, чтобы окончательно очистить и освободить страну? Не может быть, чтобы немцы, сохранившие всю интеллигенцию, всю историческую традицию культурного народа, не увидели того, что так ясно видел Григорий!
Темнота все сгущалась. Поднялся ветер и мороз усилился. На минуту облака на горизонте раздвинулись и между деревьями зловеще блеснул отсвет заката. Потом облака поднялись выше и из космато-серых стали белыми и хрупкими, как заиндевелые ветки деревьев. Между ними стали проглядывать звезды, а когда вышли на большую поляну, в направлении железной дороги засияли непривычно ярким светом два громадных мерцающих шара осветительных ракет.
— Бомбят, — прошептал Розанов.
Девчата остановились и стали испуганно жаться одна к другой. Григорию вспомнилось лицо Кати и скорбная морщинка поперек лба, появившаяся после того, как Григория уволили со службы и увеличилась опасность ареста. — Что с ней? Почему она перестала писать? Как бы не застрять здесь среди новгородских лесов и болот! — Пошли скорее, нечего здесь стоять, — вырвалось грубо у Григория. Девчата засеменили, ускорил было шаг Александр Владимирович, но споткнулся и остановился. Григорий взял старика под руку.
— Не падайте духом: как-нибудь доберемся, может быть сумеем сесть на поезд.
— Я ничего, я дойду… не такие трудности перенес. Может быть, все-таки доживем? — Александр Владимирович запнулся.
— Доживем… Сколько стариков в России хотели дожить! Григорий вспомнил свою мать, не дожившую нескольких дней до возвращения сыновей из концлагеря. — Немудреная была женщина, а тоже как, наверное, дожить хотелось!
Александр Владимирович продолжал скользить и спотыкаться. Каждый шаг стоил ему большого напряжения. Григорий сжимал сухой локоть старика и думал: больше не буду его торопить, а то, чего доброго совсем ослабеет. Бог милостив как-нибудь дойдем…
Осветительные ракеты опустились за лес и погасли. Стало совсем темно. Впереди блеснул мятущийся пламень костра, Григорий вспомнил, как десять лет назад шел в этапе по белому озеру, а уехавшие вперед на возах с сеном уголовники жгли впереди костры и Григорию тогда казалось, что это уже жилье, но костры гасли и жилья не было.
Тени девчат скользили тихие, беззвучные. Лес молчал. Костер не тух, а все приближался. Он горел недалеко от дороги и, подойдя ближе, Григорий увидел черную стену сарая, набитого сеном, костер, гору заготовленных веток и характерные тонкие фигуры уголовников.
— Смотри, — остановился Александр Владимирович, — вот бедняги! В деревню их наверное не пустили, а одеты они в одни лохмотья.
Перед деревней попалась еще поляна с неубранной картошкой. На поляне копошились такие же силуэты, как у костра — уголовники копали на ужин мерзлую картошку.
Темные дома встретили путников запертыми дверями и закрытыми ставнями. Много групп рабочих прошло впереди и, по-видимому, все они остановились на ночлег в этой деревне. Григорий стал стучать во все двери и везде получал один и тот же ответ — дом полон, даже на полу нет места.
— Пустой избы нам все равно не найти, — сказал Григорий девчатам, — расходитесь по одиночке, а как рассветет, соберемся у выхода из деревни.
В одной из боковых уличек после долгих переговоров и только благодаря тому, что Григорий сказал, что с ним идет старик, который может умереть на морозе, их, наконец, пустили переночевать. Дом, действительно, был полон, но в кухне оказалось достаточно места, чтобы совершенно свободно вытянуться на полу. Поев хлеба с солью, Григорий заснул не сразу. — Если не будет поезда и придется идти таким образом несколько сот километров, то Александр Владимирович заболеет, — думал он. — Хлеб скоро кончится. Вывод один: надо идти небольшой группой с таким расчетом, чтобы, разойдясь по деревне, не обременять крестьян большим количеством голодных ртов. Стало быть, надо избрать маршрут, которым никто другой не пойдет.
Избирать маршрут Григорию пришлось позднее. На станции скопилось так много рабочих, что на другой день вечером их посадили в пустой состав, шедший по направлению к Москве, Не доезжая Калинина, на полустанке, рабочих выгрузили и предоставили собственной инициативе. Одни пошли прямо в тыл, другие к Городцу на Волге, в надежде там переправиться, Григорий и Александр Владимирович, избегая встречи с заградительными отрядами, решили пройти как можно ближе к фронту, полагая, что таким образом продвигаться к Москве будет легче, Расчет оказался правильным. Крестьяне в прифронтовой полосе открыто ждали немцев. Колхозные работы приостановились. Все сидели по домам, резали оставшийся скот, солили, коптили и прятали мясо. Зерно и картошку, вместо того, чтобы сдавать государственным органам во исполнение приказа Сталина, делили и тоже прятали. К путникам относились сочувственно, кормили, пускали ночевать и даже давали на дорогу еды.
«Невидимая Россия» — повесть о советском юноше Павле Истомине, выросшем в русской интеллигентной семье.Павел и его друзья организовали подпольные кружки молодежи. В этих кружках они читали запрещенных в Советском Союзе писателей, официально заклейменных в качестве «идеалистов». Члены этих кружков не только читали, но и зорко всматривались в окружающую жизнь, ища в ней подтверждения того, чем полны были их юные души. Новые знакомства и встречи убедили их в том, что под оболочкой официальной системы попрежнему жива другая, незримая Россия.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.