Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814 - [36]

Кроме того, большой популярностью в России пользовались работы Адама Смита, а экономика Великобритании вызывала восхищение у многих лиц, определявших направление экономической и финансовой политики России. Н.С. Мордвинов, государственный деятель старшего поколения, ведавший экономической политикой России, был, например, выдающимся последователем Смита и Рикардо. Министр финансов Д.А. Гурьев называл английскую систему государственных финансов «одним из наиболее выдающихся изобретений человеческого разума». Восхищение Англией имело отнюдь не абстрактный характер. Эти люди верили в то, что интересы России тесно переплетались с интересами Британской империи. Великобритания являлась для России основным рынком сбыта, а большая часть российского экспорта вывозилась на английских судах. В 1808–1812 гг. Мордвинов особенно опасался того, что в случае, если Россия продолжила бы свое участие в экономической блокаде Наполеона, направленной против Великобритании, российские экспортные рынки были бы навеки утрачены. По его мнению, взаимовыгодные торговые отношения с Великобританией ни в коей мере не противоречили принципу выборочного покровительства, оказываемого молодой российской промышленности. Тем временем не только упомянутая группа англофилов, но почти все ключевые фигуры российской дипломатии в 1808–1812 гг. соглашались в том, что стремление Наполеона к гегемонии в Европе представляло основную угрозу интересам России, и что перед лицом этой угрозы Великобритания оказывалась ее естественным союзником. Если, в отличие от П.А. Толстого, они и не засыпали Петербург подобного рода сообщениями, то лишь из желания сохранить служебное положение, а нередко потому, что отчасти разделяли взгляды самого Александра I, считавшего, что в интересах России было откладывать неизбежный конфликт с Францией до тех пор, пока это было возможно[105].

Бумаги генерала Л.Л. Беннигсена, в 1807 г. занимавшего пост главнокомандующего, отражают особенности геополитического мышления в России того времени. Как и большая часть находившихся у власти представителей знати, Беннигсен в 1807 г. поддержал идею заключения мира, но не союза с Францией. Столь же распространенным являлся разделяемое им мнение относительно морской мощи Великобритании, которая порой использовалась таким образом, что подрывала престиж России, господство Франции на европейском континенте представляет более серьезную угрозу жизненно важным интересам России. В частности, Наполеон обладал достаточными возможностями для воссоздания на границе с Россией польского государства с 15-миллионным населением, что явилось бы серьезной угрозой безопасности России. Беннигсен также полагал, что если позволить Наполеону в дальнейшем стеснять внешнюю торговлю России, то российская экономика окажется не в состоянии генерировать средства для содержания армии и поддержания европейской культуры в среде российского правящего класса. Страна вновь обретет свой полуазиатский облик, характерный для допетровского времени.

Беннигсен полагал, что позиции Великобритании в мировом масштабе очень сильны, поэтому Наполеону было бы чрезвычайно трудно поколебать их, даже если на достижение этой цели оказались брошены силы всей континентальной Европы. Решающим фактором международной мощи Великобритании являлся захват ею Индии, и ни одна держава, считал Беннигсен, не может рассчитывать на то, что ей удастся заполучить подобный козырь. Он утверждал, что англичане создали в Индии военную систему европейского образца, которая содержалась за счет местных налогоплательщиков. Эта армия, «основанная на тех же принципах, что и наши европейские полки, возглавляемая английскими офицерами и прекрасно экипированная, совершает маневры столь же четко, как и наши гренадеры». В прошлом конные отряды азиатских кочевников вторглись в Индию через ее северо-западную границу и покорили весь субконтинент, но против англо-индийской пехоты и артиллерии у них не было шансов. Тем временем армия ни одной враждебной европейской державы не могла достичь полуострова Индостан, поскольку англичане контролировали морские пути, а логистические проблемы, связанные с переброской армии европейского образца через территорию Персии или Афганистана, представляли непреодолимую трудность. Имея опыт боевых действий в северной части Персии, Беннигсен мог авторитетно рассуждать на эту тему. Вывод, который он делал из своего анализа, состоял в том, что для России союз с Францией против Великобритании был самоубийством. Прежде всего победа Франции над Великобританией очевидным образом противоречила интересам России. Во-вторых, российские финансы и экономика пришли бы в расстройство задолго до успешного окончания экономического противостояния с Великобританией[106].

В Петербурге идея союза с Наполеоном всегда имела больше потенциальных противников, чем сторонников. Тем не менее существовали силы, готовые ее поддержать. Любой разумный государственный деятель, беспокоящийся о внутренних делах империи, знал, что внутри России существовало множество проблем, а возможности для их решения были ограничены. С этой точки зрения требующая больших затрат внешняя политика и войны имели катастрофические последствия. В 1808–1812 гг. ключевой фигурой во внутренней политике России являлся M.M. Сперанский, которого Толстой, во многом писавший роман с позиций провинциального аристократа, в своем романе «Война и мир» несправедливо выставил в карикатурном виде. Сперанский не был типичным представителем высших эшелонов российской бюрократии. Сын бедного провинциального священника, он за свои выдающиеся способности был отправлен на обучение в Петербург, в главную духовную академию России. После ее окончания он мог бы стать епископом или обер-прокурором Синода. Однако судьба его круто изменилась благодаря брату А.Б. Куракина, который сделал Сперанского своим личным секретарем, а затем ввел в число государственной бюрократии, чтобы ему было легче справляться с должностными обязанностями.