Россия перед вторым пришествием - [110]

Константин основал Царьград, другой Константин его поневоле отдал злым варварам; Константин же, по давнишнему преданию греков, должен его возвратить христианству и эллинизму; ради этой идеи греческие патриоты дерзнули даже на преступление цареубийства, чтобы ускорить ожидаемое событие, но Господь не нуждается в грехе для исполнения Своей воли (Сир. 15, 11 -13), и мужественный поход балканских христиан против агарян 3 года тому назад окончился братоубийственным междоусобием, не достигнув конечной цели.

Видимо, Господь желает смирить нетерпеливых греков тем, чтобы не по их замыслу и не их силою возвращена была им древняя столица, но, как Иаиль завершила победы Барака, так и увенчание векового освободительного движения христиан от турок, т. е. освобождение Константинополя и возвращение его эллинам в качестве великодушного дара должно быть совершено Россией.

Скептики на это ответят: «Ты теперь так говоришь, потому что России теперь нужна помощь греков против болгар и турок, а она, конечно, немедленно будет дана первыми, если им обещать «Царьград».

Нет, я так говорю не теперь, но развивал эту мысль довольно подробно еще в апреле месяце в Петрограде в одном высоком собрании, когда взятие Константинополя почиталось делом нескольких предстоящих дней, причем имелись сведения, что союзники присудили его в собственность России. Я тогда еще доказывал, что град Константина должен быть отдан своим историческим владельцам эллинам, а Россия должна только сохранить проливы, как Англия владеет Гибралтаром. Доказывал я это не на основании политических расчетов настоящей войны, ибо тогда господствовала полная уверенность в немедленном одолении Турции и Германии, — а на совсем других основаниях. <...>

Не радует меня девиз: «изгнание турок из Европы». Что такое Европа? Кому она нужна? С какими нравственными ценностями совпадает это географическое понятие? Изгнать турок из Европы и оставить им всю православную Анатолию? Св. Землю? Антиохийский Патриархат?

Не Европу только надо очистить от турок, а весь Православный Восток: Господень Гроб, Голгофу, Вифлеем, Дамаск, Бейрут и вообще все православные епархии. Если в настоящую войну удалось бы только очистить от них Константинополь, то на это следовало бы взирать лишь как на первый этап освобождения христианства и непременно обезпечить за собою сильный и постоянный натиск на дальнейшие пределы турок, населенные православными греками и православными арабами.

Первое возможно лишь в том случае, если Россия восстановит Византийскую Империю, объединив теперешнюю свободную Грецию с Царьградом под мирскою властью Самодержца-грека и под духовною властью Вселенского греческого Патриарха,¹²³ — и тем отблагодарит эллинский народ за то, что он некогда освободил нас от рабства диавола и ввел в свободу чад Божиих, соделав нас христианами. Патриарх останется пастырем своих многочисленных малоазийских епархий и епархий Свободной Греции, а Византийский Император со своим народом не успокоится до тех пор, пока не возвратит этих епархий в свое подданство, пока не объединит весь эллинский народ в одном государстве. Тогда Россия получит себе надежного и преданного союзника в исполнении другой своей задачи на ближнем Востоке. Она должна овладеть широкой лентой земли от южного Кавказа до Дамаска и Яффы и овладеть Сирией и Палестиной, открыв для себя берег Средиземного моря и соединив его с Кавказом железными дорогами. Без преданного и сильного своей энергией союзника этого сделать, а тем более сохранить, невозможно, ибо при иных условиях греки будут самыми неукротимыми противниками такого движения России на восток, да оно просто сделается физически невозможным.

Таковы соображения политические, внешние. Как более простые, они изложены нами сначала; но обратимся к более глубоким и серьезным основаниям, имеющим силу не только в настоящий век, но и для веков дальнейших. Русское правительство, представительное и исполнительное, русское общество и русское земство оторвалось от русской истории, от нашей народной культуры. В некоторой степени то же должно сказать и о нашей духовной школе и даже о нашем ученом духовенстве. Все это колебалось между французским республиканством и немецким социализмом, и в этих увлечениях сдерживалось такими деятелями и мыслителями, как Катков, Победоносцев, Грингмут, т.е. проповедниками полунемец-кого абсолютизма Николаевской эпохи, но никак не церковной культуры эпохи Алексея Михайловича, не последователями Хомякова и Достоевского. Впрочем, ни наши псевдолибералы, ни наши консерваторы полустолетия не печалились о своем разъединении с народом, с Церковью и с нашими предками до последнего года. Но вот открылась война, «настало время все освещающее» и искренние мыслители из русских людей уже органически не могут себя считать последователями и проводниками европейской, т.е. немецкой культуры, — культуры силы, борьбы за существование и только внешней техники при чисто животном себялюбии и чувственности. Явилась страшно сильная потребность в опознании своей, русской культуры; готовы даже признать и ненавистное им дотоле православие, пишут статьи и стихами, и прозой о русской жизни, о русской общественности, об ее глубокой противоположности жизни европейской, основанной на римском праве, т.е. на язычестве; но дальше общих фраз почти не идут и идти не могут. Почему? Потому что не имеют материала для определения самой основной разности между Россией и Европой, той глубокой разности в понимании христианства, которую наши плохонькие богословские курсы доныне определяют по Окружному Посланию Фотия, т.е. по памятнику IX века, когда разность заключалась в нескольких мелочах.