Россия на перепутье. Историко-публицистическая трилогия - [20]
Керенский в ожидании непредвиденных последствий сделал, как он думал, ход конем – подчинил петроградский гарнизон главнокомандующему Северным фронтом Черемисову. Изымая столицу в военном отношении из собственного ведения как главы правительства, Керенский тешил себя надеждой, что подчиняет ее себе как Верховному главнокомандующему. В свою очередь генерал Черемисов, которому предстояла нелегкая задача, стал искать помощи у комиссаров и комитетчиков. Попытались выработать план совместных действий. Штаб фронта вместе с армейскими организациями вызвал на 17-е представителей Петроградского совета, чтобы «прямо в окопах» в упор им и предъявить свои требования. Петроградскому совету не оставалось ничего другого, как принять вызов. Делегации, состоявшей примерно пополам из членов Совета и представителей полков, был предложен проект заявления, составленный Свердловым.
Для оказания давления на делегацию в Пскове была создана помпезная обстановка: вокруг столов, покрытых внушительными картами, восседали господа генералы, высокие комиссары и представители армейских комитетов, начальники отделов штаба выступали с докладами о военном положении на суше и на море. Резюме всех докладчиков сходилось в одной точке: необходимо немедленно вывести Петроградский гарнизон для защиты подступов к столице. Но поскольку уроки корниловских дней были еще в памяти у всех, делегации удалось легко противостоять натиску штаба, и она вернулась в Петроград более единодушной, чем до отъезда. Борьба за гарнизон переплелась с борьбой из-за съезда Советов. До намеченного первоначального срока его созыва оставалось четыре-пять дней. «Выступление» увязывалось с началом съезда. Предполагалось, что, как и в июльские дни, движение должно развернуться по типу вооруженной массовой демонстрации с уличными боями. Настроение рабочих было таким, что они были готовы двинуться в любой момент.
18-го впервые было созвано Гарнизонное совещание, которое телефонограммами воинским частям хотело рекомендовать воздерживаться от самочинных выступлений и выполнять лишь те распоряжения штаба, которые будут одобрены солдатской секцией. Совет таким образом получал контроль над гарнизоном. Президиум ЦИКа, считавший себя хозяином Смольного, сделал попытку приостановить рассылку телефонограмм, чем лишний раз скомпрометировал себя. На состоявшемся собрании представителей полковых и ротных комитетов Петрограда и окрестностей ЦИКу было отказано в доверии. Было принято решение: никакие приказы без скрепы Совета не действительны. Не ограничиваясь формальным опровержением слухов о восстании, Совет открыто назначил на воскресенье, 22-е, мирный смотр всем силам, но не в виде уличных шествий, а в виде митингов на заводах, в казармах, во всех больших помещениях столицы.
22 октября весь Петроград, за исключением «верхних слоев населения» (стилистика Троцкого. – В.К.), представлял сплошной митинг. Взбудораженные большевиками массы увидели себя и своих вождей, вожди увидели и услышали массы. Сотни тысяч людей поднимали руки и клялись довести борьбу до конца. Но Военно-революционный комитет все еще не дает сигнала к открытому восстанию. А Керенский в течение двух дней совещается то с вождями ЦИКа, то со своим штабом: не следует ли арестовать Военно-революционный комитет? Соглашатели не советовали: они сами попробуют урегулировать вопрос. Когда съезд Советов решили перенести с 20 на 25 октября, Ленин вначале не хотел и слышать об изменении дня проведения восстания. В действительности же именно эта отсрочка дала большевикам тот дополнительный срок для подготовки, необходимость в которой Троцкий распознал с большей проницательностью, чем Ленин.
Подготовка к восстанию большевиками была проведена колоссальнейшая (см. последний том книги Троцкого «История русской революции»). Поскольку сама идея восстания вытекала спонтанно из новой ситуации и поворот мыслей Ленина в сторону немедленного захвата власти застиг руководство партии врасплох, в самом ЦК план вооруженного восстания тогда совершенно не нашел поддержки. Но настроенный решительно Ленин никому не позволял уклоняться и лавировать. А таких было большинство. Против восстания были и его ближайшие соратники: Бухарин, Каменев и Зиновьев, будущий «всероссийский староста» Калинин, ставшие позже видными деятелями советского государства Молотов, Орджоникидзе, Фрунзе и другие. Ленин не ограничивается свирепой критикой, а в виде протеста подает в отставку из ЦК по тем мотивам, что ЦК не отозвался на его настояния относительно захвата власти, а редакция «Правды» (Сталин), мол, печатает его статьи с намеренным промедлением и произвольным сокращением текстов.
Держа про запас свою отставку, но не выходя полностью из границ партийной легальности, Ленин уже с большей свободой действий стал входить в контакты с Петроградским, Московским комитетами и с наиболее надежными руководителями районных комитетов. Он всегда считал, что массы левее партии. Ленин, как никогда действенный, вечером 24 октября пишет известное письмо членам ЦК партии. Там были такие строки: «Промедление в восстании смерти подобно». А далее вообще сплошная романтика: «Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами…, а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс… История не простит промедления революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя потерять много завтра, рискуя потерять все…»
