Россия и русские. Книга 1 - [5]
До XVIII в. русские крестьяне жили по большей части в лесу или около него, как можно ближе к обильным запасам древесины. Именно из-за этого почти весь домашний скарб делался из дерева, за исключением топора, считавшегося ценнейшим орудием. Плуги и бороны были деревянными, хотя иногда их оковывали железом. Вся мебель также делалась из дерева, без гвоздей и шурупов, равно как и утварь: ложки, миски, тарелки и корыта. Телеги, сани и лодки — основные средства передвижения и перевозки — тоже изготавливались из древесины. Само жилище крестьянина — изба — строилось из бревен, тщательно отобранных, обрубленных, вытесанных, подогнанных под нужную форму, плотно сложенных и скрепленных друг с другом по углам дома. Обычно на окнах у избы были расписные или резные наличники. Даже после расселения крестьян в безлесной степи в XVIII в. основа жилища оставалась деревянной. Снаружи дом обмазывался глиной, смешанной с соломой, и был выбелен. Такая конструкция называлась хатой>7.
Печь, единственная недеревянная часть дома, являлась самой важной его составляющей. Если все в жилище строилось членами семьи, то печь выкладывалась специалистами, так как ее неисправности могли серьезно осложнить жизнь всех обитателей избы. Обычно она делалась из кирпича или глины и занимала довольно много места в доме. В этом было свое рациональное зерно — печь использовалась не только для приготовления пищи, но и для сна. Один путешественник, посетивший Россию в XVIII в., описывал русское жилище таким образом:
«Крестьянские дома целиком и полностью сделаны из дерева, без применения камня, металла или стекла. У них удивительно широкие печи, занимающие четверть комнаты. Печь растапливается и закрывается вечером, и вся семья ложится на нее спать (и нужно сказать, довольно сильно обжигается). Если все они на печи не помещаются, то под потолком есть специальные полки, на которые и ложатся. На полу никто никогда не спит»>8.
До XVIII столетия города на Руси тоже возводились из дерева. Энтони Дженкинсон, английский купец, посетивший русский север в 1557 г., сообщал, что в Вологде, «большом городе… дома построены из ели, без железа и без камня. Снаружи они покрыты березовой корой». Даже боярские городские дома и дворцы строились из дерева. Именно поэтому они не дожили до наших дней. Для сооружения церквей использовались кирпич и камень, но сохранились и старые деревянные церкви. Особенного внимания заслуживает потрясающая по красоте церковь Преображения в Кижах, расположенная на берегу Онежского озера. Украшена церковь двадцатью двумя небольшими куполами, установленными в несколько рядов друг над другом и венчающимися вверху куполом большего размера.
Скудная земля России тем не менее давала урожаи. Изначально сельское хозяйство носило скорее экстенсивный, чем интенсивный характер. Лесной покров уничтожался путем вырубки и сжигания, и из почвы за короткий промежуток времени «выжималось» все, что возможно. Затем земля истощалась, и сельскохозяйственные работы переносились на другой участок по соседству. Для возделывания земли крестьяне использовали соху, деревянный плуг (иногда с металлическим наконечником), который разрыхлял лишь верхний слой почвы, но зато вспахивал за день достаточную площадь земли. Этот метод приносил скромные результаты — обычно три колоса пшеницы на каждый посеянный, чего вполне хватало для пропитания. Однако в случае неурожая запасов не оставалось. А лето в России было коротким и непредсказуемым. Так, например, в Вологодской губернии в XIX в. время вызревания посевов длилось всего лишь с 8 июня до 20 июля (с 20 июня до 1 августа по григорианскому календарю). Сезон сбора урожая мог затянуться, но в любом случае морозы были неизбежны. Они могли повредить урожай или даже полностью уничтожить его. А скудные запасы приводили к тому, что в следующем году просто нечего было сажать>9.
Наряду с голодом свирепствовали эпидемии болезней, усилившиеся после переселения части жителей на открытую Евразийскую равнину. Бубонная чума оставалась серьезной проблемой до конца XVIII в. Особенно тяжело пришлось русским людям в периоды с 1654 по 1656 и с 1770 по 1771 г. Последняя эпидемия чумы уничтожила почти 20 процентов населения Москвы и прилегавших к ней земель. После ослабления чумы появилась холера, унеся четверть миллиона жизней в 1830–1831 гг. и миллион жизней в 1847–1851 гг. Жертвами таких болезней, как тиф, туберкулез, пневмония и дизентерия, становилось очень много людей. Особенно тяжелыми были эпидемии в городах, где крайняя перенаселенность усугублялась плохой системой водоснабжения и частично загрязненными водными источниками. Заражение нередко происходило через грязную воду. С 1770 г. государство пыталось принимать профилактические меры, но практически безрезультатно. Сказывались и отсутствие достаточных средств, и подозрительность крестьян, с опаской относившихся к «гигиеническим» нововведениям, которые противоречили их традиционным представлениям и воспринимались как факторы, обострявшие болезнь>10.
Если учесть постоянную угрозу пожаров в городах и деревнях, то можно сказать, что в стране складывалась крайне тяжелая ситуация. Едва ли вызывает удивление, что в ту пору русские крестьяне устраивали свою экономическую и социальную жизнь так, чтобы снизить риск и заручиться помощью и поддержкой сородичей. Для этого и существовала община с ее круговой порукой или совместной ответственностью, с совместным принятием решений о земельных полосах. В земледелии существовала система чересполосицы, получившая особенное распространение в XVII и XVIII вв. в связи с ростом государственных налогов. Земля делилась между жителями деревни, а с течением времени перераспределялась. Таким образом, многие факторы, мешавшие развитию экономики, явились результатом тяжелых природных условий, что, в свою очередь, вело к попыткам крестьян всячески избегать риска и решать только насущные экономические проблемы
“Культура осознает себя на границе, выходя за собственные пределы” — любил повторять один из самых мудрых методологов гуманитарного знания Михаил Бахтин. Эти слова полностью приложимы и к Истории.История Государства Советского еще не написана. Ее еще предстоит создать. Однако ясно, что без выхода за пределы своего эгоцентризма мы обречены оставаться в плену стереотипов и миров, прочно живущих в нашем сознании: Вот тут-то и может помочь жесткий взгляд поверх барьеров известного английского историка Джеффри Хоскинга.Для растущих поколений отечественных историков этот труд, без сомнения, окажется подспорьем на пути к пониманию противоречивой судьбы России, приведшей к рождению загадочной для всего мира советской души.И если, познакомившись с исследованием Джеффри Хоскинга, новый Карамзин, Ключевский или Соловьев в будущем с большей зоркостью приступят к созданию летописи Советского Союза для школ, то появление в свет этой книги будет оправдано.Вот почему я с чистой совестью рекомендую книгу Джеффри Хоскинга “История Советского Союза.
Как ни парадоксально это звучит, наиболее интересные — в смысле оригинальности и нетрадиционности взгляда — исследования истории НАШЕЙ СТРАНЫ всегда, с древнейших времен, создавали ИНОСТРАНЦЫ. Почему? Возможно, здесь сказывается суровая непредвзятость ОБЪЕКТИВНОГО НАУЧНОГО КРИТИЦИЗМА? Возможно, нам любопытна сама попытка «попять Россию умом»9 Возможно. Впрочем, прочитайте в чем-то явно спорную п неоднозначную. но в чем-то — бесконечно точную книгу специалиста по истории России, профессора Лондонского университета Джеффри Хоскинга «Россия и русские» — и решайте сами! Спорьте.
Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А.
В агитационной брошюре разоблачается Национал-Социалистическая Немецкая Рабочая Партия как политическая партия крупного германского финансового капитала — империалистической буржуазии. Автор выявляет и описывает основные вехи истории фашизма в Германии.
Книга отечественного ученого-антиковеда, доктора исторических наук, профессора М. Г. Абрамзона является первым в современной историографиии обстоятельным исследованием, посвященным более чем двухсотлетней истории организации римской провинции в одной из областей Малой Азии — Киликии. В период со II в. до н. э. по I в. н. э. эта область играла чрезвычайно важную роль в международных отношениях на Ближнем Востоке и занимала особое место в системе владений Рима. Опираясь на богатый фактологический материал — сведения античной традиции, данные эпиграфики, археологии и особенно нумизматики, — автор подробно реконструирует все перипетии исторических событий, происходивших в Киликии в эпоху «мирового владычества» римлян.
Книга "Под маской англичанина" формально не является произведением самого Себастьяна Хаффнера. Это — запись интервью с ним и статья о нём немецкого литературного критика. Однако для тех, кто заинтересовался его произведениями — и самой личностью — найдется много интересных фактов о его жизни и творчестве. В лондонском изгнании Хаффнер в 1939 году написал "Историю одного немца". Спустя 50 лет молодая журналистка Ютта Круг посетила автора книги, которому было тогда уже за 80, и беседовала с ним о его жизни в Берлине и в изгнании.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.