Россия и последние войны ХХ века - [40]

После митинга, по данным МВД СССР, около пяти тысяч человек рассеялись по городу, имея на руках адреса армянских квартир. Так было и в Сумгаите, и уже там это указывало на организованность, а не стихийность акции. Так что же говорить о Баку, большом, современном столичном городе? Погром в нем был явлением еще беспрецедентным в новейшей истории, и тут уж можно говорить о супер-организованности, о мощной «руке из тени», которая всю свою беспощадность явила 20 января 1991 года, в день ввода частей Советской армии в Баку. Он сопровождался таким «стечением обстоятельств», которое просто не могло быть случайным, но имело своей целью организацию максимально жестокого массового кровопролития.

Об организованном характере погромов говорит хотя бы тот факт, что незадолго до бакинских событий из заключения был освобожден некто Панахов, который еще в декабре 1988 года был «мотором» агрессивных, с призывами к резне, митингов. Еще тогда группа, в составе которой я ездила в Баку, пришла к выводу о специфической роли самого Панахова, полуобразованного рабочего 26 лет, и его небольшой организации в развивающемся процессе. Их функцией было осуществление смычки криминальных и субкриминальных слоев [249] с «высоколобыми» интеллектуалами [250]. Мне хорошо известно, что представленный нами отчет попал тогда на высокие уровни власти в Москве, но выводы сделаны не были. Впрочем, судя по развитию событий, они, возможно, и были сделаны, но прямо противоположные тому, на что мы рассчитывали. Между прочим, уже тогда в группе Панахова, с учетом афганского — и не только — опыта, разрабатывались приемы уничтожения танков, БТР, БМП в условиях города. Так что когда, по воспоминаниям генерала Лебедя, тульским и рязанским десантникам, входившим в Баку в январе 1990 года, через каждые два-три километра приходилось преодолевать капитально возведенные баррикады, когда на их пути наливники заливали дорогу бензином, поджигаемым затем летящими из виноградников факелами, это, конечно, не было импровизацией.

Никакого внятного объяснения не получило до сих пор и бездействие 35-тысячного контингента внутренних войск, с 3 января того же года уже находившегося в Баку, а также дислоцированных здесь частей Советской армии. Особенно, коль скоро не могло не быть известно, что, как сообщит позже в своем докладе министр обороны СССР Язов, «накануне бакинских событий бандиты ограбили целые арсеналы пограничных застав… В другом месте они похитили 133 автомата, 500 гранат, огромное количество боеприпасов… В Агдаме азербайджанцы напали на радиолокационный взвод. Связали солдат, похитили 40 автоматов и вывели из строя радиолокационную станцию…»

Молчание — недельное! — Москвы в этой ситуации непостижимо. Для нормальной логики рассуждения, конечно. Как для нее же непонятно, почему столь большая толпа людей оказалась ночью на пути продвижения войск. Но это, повторяю, для нормальной логики. Действовали же законы теневой игры, и множество гражданских лиц [251] оказалось там, где оно оказалось, потому что кто-то знал о маршруте движения войск и кто-то специально вывел людей. Нечто подобное уже было в Тбилиси, год спустя будет в Вильнюсе, а потом — в августе того же 1991 года — повторится в Москве. К счастью, без таких человеческих жертв, но с ужасающими последствиями для самого СССР.

Неуклонная и нарастающая повторяемость подобных ситуаций, разворачивающихся по одному и тому же сценарию, конечно, не была спонтанной — напротив, здесь впору говорить о том, что именуется характерным «почерком преступления». И, разумеется, правы те, кто говорит о «руке Центра». Но только рука эта действовала в январе 1990 года в Баку вовсе не во имя сохранения СССР — как до сих пор продолжают твердить и в Армении, и в Азербайджане, — а во имя его разрушения. Десятилетие бакинских событий ознаменовалось обменом горькими упреками, но ни одна из сторон так и не обратилась с вопросами к М.С. Горбачеву, несомненно, способному лучше других объяснить стоившие столькой крови загадки минувших дней.

20 января 1990 года привело к падению первого секретаря ЦК КП Азербайджана Абдурахмана Везирова, которого сменил Аяз Муталибов, в свою очередь низвергнутый трагедией в Ходжалы. В марте 1992 года вооруженная оппозиция заставила его уйти в отставку, а в июне 1992 года президентом Азербайджана стал один из лидеров НФА Абульфаз Эльчибей, ярый пантюркист. Он пробыл у власти год — как полагают некоторые, и был выбран промежуточной фигурой, предназначенной вернуть к власти Алиева [252]. Но за этот год Азербайджан потерпел ряд сокрушительных поражений в войне.

Решающий перелом в ходе военных событий создала шушинско-лачинская операция [253], которой предшествовал также большой военный успех: овладение [254] аэропортом Степанакерта, удерживавшегося азербайджанскими омоновцами еще с 17 октября 1990 года.

7 мая 1992 года азербайджанская пехота и бронетехника, а также три боевых вертолета МИ-24 предприняли неудачную попытку штурмовать армянские оборонительные позиции на юго-востоке Степанакерта, а утром 8 мая карабахцы перешли в контрнаступление. К полудню оборона хорошо укрепленного, к тому же расположенного на возвышенности города была прорвана, а отряды, действующие в направлении горы Кирс, сумели взять под свой контроль магистраль Шуша-Лачин. Это был огромный успех, так как отныне Степанакерт получал прямой выход на Армению.