Россия и последние войны ХХ века - [30]

Стоит ли удивляться после этого, что специальная комиссия ООН, оценивая состояние Ирака после войны, пришла к выводу: в результате бомбардировок, обстрелов, наземных сражений Ирак находится в состоянии, близком к «апокалипсическому» и отброшен в «доиндустриальную эпоху».

Не следует думать, однако, что такое разрушение потенциала развития страны, ставшей первой — но отнюдь не последней — жертвой карательных акций безнаказанно действующей сверхдержавы, явилось следствием лишь случайных попаданий. Случайно не могли быть разрушены не только все мосты, автомобильные и железнодорожные трассы, но и все электростанции, вследствие чего перестали работать системы водоснабжения и канализации, а страна оказалась под угрозой парализации всей жизнедеятельности.

Здесь скорее можно говорить о новом типе военного воздействия, а именно: об обеспеченной как техническим превосходством, так и полной правовой и нравственной бесконтрольностью возможности манипулировать историческим временем, искусственно моделируя те цивилизационные разрывы, которые существовали между белыми и «туземцами» в эпоху первого колониального раздела мира. Выражение «вбомбить в каменный век» как раз и родилось после войны в Заливе, и это вовсе не метафора.

К 28 февраля, когда в обращении к нации Буш объявил о прекращении войны, стало совершенно ясно, что Коалиция может действительно выполнить подобную угрозу, поставив страну и ее армию в положение едва ли не более беспомощное, нежели туземцы эпохи колониальных завоеваний: те, по крайней мере, оставались в привычной для себя среде обитания. Генерал Халед зафиксировал это, даже будучи союзником сверхдержавы, — так что же говорить о ее жертве? Саудовский принц пишет: «Для военных, вроде меня, этот кризис имел еще один аспект — открыл глаза на произошедшие революционные изменения в области методов ведения современной войны, ярко высветил расширяющуюся пропасть, отделяющую наши возможности от возможностей развитых стран [174], несмотря на большие усилия с нашей стороны дотянуться до их уровня».

И далее: «С сугубо военной точки зрения самая большая ошибка Саддама состояла в том, что он не учел огромный разрыв между возможностями его армии и изощренными, новейшими видами вооружений, имеющихся в руках сверхдержавы».

Думается, все было сложнее. Разумеется, Саддам понимал эту разницу, но не предполагал, что сверхдержава [175] не только безнаказанно, но даже при поддержке и одобрении как ООН, так и другой, теперь уже бывшей, сверхдержавы применит свою многократно превосходящую мощь против одной из стран «третьего мира». В этом-то, а отнюдь не в «дурном» поведении Саддама Хусейна и заключалась абсолютная новизна ситуации. США жаждали продемонстрировать миру как набранную в 1980-е годы военную мощь [176], так и волю к господству. А потому, не будь Саддама, нашелся бы какой-нибудь другой повод как для подобной демонстрации, так и, в особенности, для перехода к утверждению того нового мирового порядка, о котором — как о главной цели США — Дж. Буш объявил именно после войны в Заливе.

Национальным суверенитетам, как и самой идее сообщества равнодостойных наций, положенной в основание ООН, всей системе международных норм, выработанных за десятилетия тяжких совместных трудов, приходил конец, и это стало особенно очевидно именно по окончании войны — а скорее, уже в процессе ее окончания, так не похожем на общепринятые процедуры окончания войн. Теперь, при панорамном обзоре всех событий, ясно, что классической процедуры окончания войны [177]* не последовало не только потому, что Буш поддался соблазну формулы «сточасовой войны», по аналогии с «шестидневной войной», — хотя версия эта имеет широкое хождение. Главное, на мой взгляд, заключается в другом: именно сама «аморфность и неопределенность» финала становилась мощным инструментом дальнейшего разрыхления всей системы сложившихся международных норм и сколь угодно длительного, никак не оформленного юридически вмешательства в дела региона, не говоря уже о давлении на побежденную сторону. Этим целям предназначено было служить также сохранение Саддама как предельно демонизированной фигуры, само присутствие которой позволяет произвольно отменять действующее право в отношении граждан целой страны. Позже по этой же болванке будут отливаться образы Радована Караджича, Ратко Младича, не говоря о Слободане Милошевиче.

И вот к этому, похоже, действительно никто не был готов, включая самого Саддама Хусейна. Во всяком случае, об этом свидетельствуют события 15 февраля 1991 года, когда Совет революционного командования в Багдаде сообщил, что Ирак готов выполнить резолюцию Совета Безопасности № 660 и вывести свои войска из Кувейта без всяких предварительных условий. Ирак, однако, попытался увязать свой уход с аналогичным уходом Израиля с оккупированных территорий и потребовал также, чтобы, в случае отказа, на Израиль были наложены такие же санкции, что и на Ирак. И в самом Ираке, где люди высыпали на улицы, да и повсюду в мире это заявление вызвало радость и было воспринято как достаточное основание для прекращения огня.