Россия и Ливония в конце XV века: Истоки конфликта - [36]

.

За последние четыре десятилетия зарубежные специалисты, изучающие социальные аспекты развития Немецкого ордена, много сделали для того, чтобы объяснить природу столь серьезной трансформации, которая происходила во всех трех подразделениях этого ордена на протяжении ХІV–ХV вв. и привела к почти полному изживанию его изначальной духовной сущности. К объяснению данной «перестройки» в 50-х гг. прошлого века вплотную приблизился Э. Машке[256], но детальная разработка вопроса была осуществлена тремя-четырьмя десятилетиями позже М. Хельманом, К. Милитцером, М. Бискупом[257] и другими историками «социального» направления[258]. Благодаря этим исследователям стало понятно, что многое из того, что происходило с Немецким орденом в позднее Средневековье, явилось следствием превращения его в ландсгерра.

Орденское государство в Ливонии, как и любое другое государственное образование, требовало разветвленного и сбалансированного аппарата управления. В силу своей организации, предусматривавшей существование центральной и местной администрации, их соподчиненность, наличие войска, домениального хозяйства и прочих административно-хозяйственных структур, централизованных и рассчитанных на широкий территориальный охват, Немецкий орден оказался чрезвычайно приспособленным для решения подобного рода задачи. Формирование орденского государства привело к тому, что структуры ордена из корпоративных превратились в государственные, а братья-рыцари, занимавшие в нем высшие позиции, образовали некую разновидность бюрократии. Сравнение, безусловно, смелое, требующее некоторых оговорок, ибо служба ордену не предполагала выплату жалованья, а поведение администратора регламентировалось не только должностными инструкциями, но и обычаями братства, к которому он принадлежал, и корпоративной дисциплиной. И все-таки для рыцаря ордена ХІV–ХV вв. обладание должностью составляло такую же большую значимость, как и для любого другого представителя бюрократической среды последующих времен. Из формы благочестивого служения, зафиксированного в уставе, должность превратилась в средство обеспечения материальных и социальных запросов рыцаря ордена, стала чем-то вроде его собственности и сосредоточения жизненных интересов.

Многофункциональные структуры орденских государств предлагали широкий спектр возможностей для небогатого немецкого рыцарства, которое в эпоху позднего Средневековья пребывало в поисках средств обеспечения своих материальных потребностей. Ливонский же орден обладал особой притягательностью. Одной из его особенностей являлось отсутствие в его рядах титулованной знати. С 1411 по 1535 г. среди его рыцарей в источниках зафиксированы имена только трех аристократов и шести бастардов из княжеских фамилий, в то время как подавляющее большинство его рыцарей из числа тех, чье происхождение удалось установить — примерно 73,1 %, — были выходцами из низшего дворянства[259]. В силу своей социальной гомогенности орден являлся для них великолепной стартовой площадкой, открывавшей путь к социальному восхождению, и отсутствие конкуренции со знатью привело к тому, что все должности высшего и среднего звена и значительная часть низших должностей в орденском государстве предоставлялись лицам хотя и благородного, но скромного происхождения, не отмеченным громкими именами и титулами[260]. В целом же все три подразделения Немецкого ордена в ХІV–ХV вв. превратились в настоящее «пристанище» (Spital) для представителей немецкого дворянства, которые приносили рыцарские обеты не в порыве религиозного рвения, а с расчетом обрести стабильное положение в рядах правящей элиты орденского государства.

В 1441 г. великий магистр Тевтонского ордена Конрад фон Эрлихсхаузен (1441–1449) издал постановление, согласно которому звание рыцаря ордена присваивалось лишь тем, кто принадлежал к рыцарскому сословию и мог предоставить капитулу свидетельство о четырех поколениях благородных предков[261]. К. Милитцер полагает, что и практика набора рыцарей для Пруссии и Ливонии в имперских баллеях, близ которых проживала семья новобранца, была вызвана необходимостью получать убедительные свидетельства об их происхождении и тем самым гарантировать орден от проникновения в его ряды людей недворянского происхождения[262]. Жесткий социальный отбор, который стал осуществляться при зачислении рыцарей в Немецкий орден, окончательно превративший его рыцарский контингент в относительно немногочисленную замкнутую элиту, был естественным результатом бюрократизации рыцарской службы. Если рыцарю-воину нужны новые собратья по оружию, тянущие вместе с ним походную лямку, то рыцарю-администратору, опасающемуся конкуренции и «подсиживания», переизбыток кадров сулил ненужные осложнения. Стабильность положения внутри ливонского орденского государства во многом зависела от соответствия численности рыцарского состава общему количеству имевшихся в нем административных должностей, которое трудно было соблюсти из-за большого наплыва желавших получить рыцарский плащ и тем самым устроить свою жизнь. Опасаясь переизбытка кадров, Ливонский орден старался не привлекать в свои ряды выходцев из семей своих вассалов и городского патрициата