Россия и Ливония в конце XV века: Истоки конфликта - [167]
Ведя переговоры с ганзейскими городами, Александр не терял надежду склонить на свою сторону и ливонского магистра. Еще в начале 1498 г. он обращался к Плеттенбергу с предложением союза[1206], но вряд ли нашел понимание — сведениями о переговорах мы не располагаем. В июне 1500 г. великий князь вновь просил Плеттенберга заключить союз с Литвой и направил в Венден посла Юрия Костевича[1207]. Ответы магистра на запросы литовского дипломата остались уклончивыми («geyne toverletige richtige antwort»): он обещал обсудить предложение литовского государя с сословиями на ландтаге, после чего дать ответ. Но глава орденского государства к тому времени твердо решил воздержаться от вмешательства в русско-литовский конфликт — «ввиду ранее полученного печального опыта», как он потом написал верховному магистру. Свое решение Плеттенберг обосновал со всей откровенностью: «Поскольку из-за этих и подобных вторжений и конфликтов эта страна [Литва] в настоящее время испытывает большие расходы и отягощения, нас немало беспокоит, что она при всех этих обстоятельствах не сможет быть нам полезна и ничем не сможет нам послужить (wes urnis hirinne na allr gelegenheit to doinn ader laten nutte und denlich syn wille): вместе с тем мы опасаемся, как бы эта страна полностью не проиграла (geyn gruntlich verlaten sye), а мы тем самым не оказались бы вовлеченными в файду и войну, оставшись без всякой помощи и вспоможения»[1208]. Кроме того, Плеттенберг указал верховному магистру на еще одно важное обстоятельство: «Чем оживленней (willichte) будет между обеими этими [странами] подобное недоброжелательство и файда, тем с большим основанием мы можем не опасаться их нападения, и в этом нет сомнения (mosten wii eres overfals sunder twiefel destemer befart weszenn)»[1209].
Поражение литовцев в Ведрошской битве и летней кампании 1500 г. не способствовало перемене позиции магистра. В середине августа прусский канцлер Ватт отметил в своих записях: «Ливонский магистр написал его княжеской милости [верховному магистру], что получил совет поддерживать мир с московитами и не оказывать великому князю [Литовскому] никакой помощи»[1210]. Фридрих Саксонский, старавшийся заручиться поддержкой Ивана III в борьбе против польского короля Яна Ольбрахта, полностью одобрил решение Плеттенберга, хотя война на Литовской земле и сопровождавшие ее набеги татар, грозившие в любой момент затронуть владения Немецкого ордена, доставляли ему большое беспокойство[1211].
Великий князь после возвращения Юрия Костевича из осажденного Смоленска направил Плеттенбергу довольно резкое послание, в котором отвергал надуманные предлоги уклонения от военной помощи Литве. То, что магистр, несмотря на многочисленные провокации, продолжает уповать на сохранение мира с Москвой, представлялось Александру гибельным («esse caduca»). «Ваша милость возлагает маленькую надежду на продление мира с московским герцогом (cum Moskovyensi duce), который посредством такой терпимости, надежды на мир и видимости мира замышляет войной нанести урон владениям вашей милости… Поэтому, милостивый государь, нам кажется, что вашей милости следует поискать для себя более надежное условие [сохранения] мира с московским герцогом, чем per treugas, и предпочтительнее было, чтобы мы, милостивый государь, обменявшись помощью, объединенные советом и будучи военными союзниками (consiliis uniti et confederati armis), добились бы от врага славного и самого надежного для нас мира»[1212].
В конце осени, — «в понедельник накануне св. Мартина», 9 ноября — в главную резиденцию ливонского магистра от Александра Литовского прибыло еще одно посольство, которое также обратилось к главе орденского государства с просьбой об оказании помощи в борьбе против русских. Обсудив ситуацию на совете гебитигеров, Плеттенберг счел необходимым объявить о созыве ландтага. В послании верховному магистру, отправленному вскоре после отъезда литовцев из Вендена, он обосновал свое решение, во-первых, той «огромной тревогой и опасностью, в которой, как писал Плеттенберг, окажемся мы вместе с этими [ливонскими] и другими, граничившими с ними землями», если Литва «попадет под власть Московита», а во-вторых, скорым окончанием срока перемирия с Московским государством, после чего реальность войны с ним для Ливонии еще более возрастет[1213]. Кроме того, магистр призывал главу Немецкого ордена вспомнить о непрекращающихся нападениях, которым подвергаются ливонские земли даже в условиях мира. «Русские схизматики уже давно наносят невосполнимый ущерб нам и нашему ордену, совершая разбои, убийства, грабежи и угон людей, не оставляя какой бы то ни было надежды на правосудие и возврат [награбленного], то же самое они постоянно [совершают] и в отношении достопочтенного духовного отца и господина рижского архиепископа, от чего он хотел бы защитить свою епархию, они вторгаются в наши округа Пурнау и Мариенбург, где совершают разбои, пожары, убийства, производят неподобающее людям пролитие невинной христианской крови и преступным образом намереваются снова всеми силами, упаси Господь, ударить по этой стране [Ливонии], о чем мы получаем много сообщений, а посему мы вынуждены, пойдя на тяжкие расходы, организовать земскую оборону в округе Мариенбурга, а архиепископ Рижский — у Шваненберга. Мы также предписали, чтобы все эти [ливонские] земли были обеспечены и снабжены всем необходимым для войны и находились в состоянии готовности [ «первое послание»], чтобы мы, пребывая в ожидании нападения на эту страну, в любой день могли бы выступить в поход и пребывать в боевой готовности»
