Россия - Европа - [16]
«…» Или я зашел в Швейцарию не с той стороны, или Лорешь, кокетка, сидя на поляне в венке из далий и роз, совсем околдовала меня…
Потом я зашел из любопытства в гостиницу: сидел в углу за столом великан cyxой и бледный, в серой шляпе с широкими полями, с длинной бородою, с распущенными волосами, в сером из крестьянского сукна, старинного французского покроя, кафтане, в таком же камзоле, в шерстяных серых чулках, в башмаках и с огромною палицею, смотрел в землю и жевал кусок хлеба, запивая водою - анабаптист; живут, как отшельники, на Швейцарских высотах Юры, не имеют права приобретать в собственность, а нанимают участки земли, смирны и трудолюбивы; но любят безмолвие, уединение и бегают всякого необходимого сообщества с миром.
«…» В Швейцарии и на самой границе ее жили в одно время три знаменитости XVIII века. Из них Руссо женевцы согнали было со двора, потом воротили и отдали ему на житье островок, омываемый сафирною Роною: жив в меди, задумался, сидит и пишет; Гиббону водландцы велели в Лозанне круглый год гостей принимать, а у Вольтера посетители так обрезали драгоценнейшую вольтеронопольскую реликвию, штофный голубой полог, что над кроватью его теперь висит уже только подобие ночного колпака с страусовыми перьями.
«…» Швейцарцы слывут попрошайками. Правда, лишь назови кого, и тот не поворотится, не отзовется, «не знаю» не скажет в ответ на вопрос, чей дом, без buona mano. У девушек в таких случаях не язык говорит, а лицо и глаза, и говорят отменно красно. Но по дурной привычке в городах и около гостиниц грешно бы было делать общее заключение. Заметна в массе народа немалая бедность; но и та не в грязи, не терзает унылым напевом, не бродит в оборванных рубищах.
В Тироле мало удобств, которыми Швейцария снабжает гостя щедрою, хотя не совсем бескорыстною рукою. Несмотря на то, я провел в Тироле дней семь с удовольствием. Тиролец молодец: кожаные шаровары на нем по колена, колена голые, голубой шерстяной чулок закрывает у него только икру ноги, башмаки на босу ногу с большими пряжками, жилет всегда красный, сверху черный, кожаный или суконный камзол с рукавами, на шее платок голубой или красный, на голове остроконечная шляпа, черная или зеленая. Отрасти он себе бороду, да надень русский кафтан, примешь его за русского с Волги: такие же греческие и римские лица, здоровые, умные, не без лукавства; такие же смелость, телесная сила, окреплость в труде, в невзгодах и в непогодах. От Балтийского до Средиземного моря нигде я не заметил в народе такой привязанности к вере отеческой, какую видишь на святой Руси и в Тироле. Тиролец не пройдет мимо церкви, не став на колена, как русский не пройдет мимо храма Божьего, не остановившись и не осенив себя крестным знамением. Тирольский фурман не пустится в путь без образа Спасителя или Матери Божией впереди на возу, как русский извозчик не двинется с места, не призвав Господа в помощь, а иной - не прикрепив и медного образка к телеге на столбике. В деревнях я видел - целые семьи на коленях читали и слушали вечерние молитвы по первому звону колокола к Ave Maria. В одном Тироле народ похож на русскую нацию в преданности к особе Царя - и они доказали то перед лицом всего света в 1809 и 1812 годах. Проливали тогда же кровь испанцы и немцы, но не за веру и не за Царей, а за какую-то политическую независимость. В Тироле только видны, как на Святой Руси, прародительские нравы, обычаи; как были искони, так и нынче; ничто в народе не изменилось; такой он и нынче армяк из грубого, да теплого сукна, каким называл его Максимилиан в конце XV века; весь успех народной цивилизации состоит еще лишь в том, что поселянки, мещанки, посадские начали носить вместо зеленых высоких и остроконечных низкие, черные, сверху широкие, наши кучерские шляпы.
Как рyccкиe молодцы в деревнях любят носить на шляпах павлиньи перья, так и тирольцы; только у них не павлиньи перья, и не всякий вправе наколоть на шляпу перо: оно у них победный венок. В Тироле водится птица Spiehlhane - в необитаемых местах, на недоступных утесах, на высотах, где уже и трава не растет. В крови у тирольца страстная и непреодолимая охота подстеречь и подстрелить эту птицу. Три-четыре молодца вдруг пропадут без вести - отправились в горы, где месяц-другой терпят холод и голод, возвращаются иногда с пустыми руками, а отдохнув, опять пропадают, опять идут в горы с тою же неугасимою страстью. Торжество для селения, когда воротятся с добычею. Птица от этих гонений приметно стала переводиться. Правительство приняло ее под кров свой и запретило эту охоту, но без успеха. К чему же она? Под пару ей у Тирольца есть другая страсть, род нашего покойного кулачного боя. И эта игра запрещена; несмотря на то, редко бывает народное сходбище, праздник, на котором удальцы не вздумали бы поискать чести в приятельском кулачном поединке: причем обыкновенно надевается на палец правой руки предковский железный перстень с треугольною, довольно высокою и нетупою насечкою. Условие - не забить друг друга до смерти; безделицы - выбить зубы, раскроить лоб, проломить голову, своротить нос, расщепить ребро, окровавить, изувечить, изуродовать - эти и другие подобные мелкие трофеи дозволены. Кто собьет приятеля с ног, а сам устоит на ногах, тот победитель, и тот лишь в Тироле имеет право носить на шляпе перо из хвоста тирольской Spiehlhane: сколько побед, столько и перьев на шляпе. До сих пор в этом народная гордость. Народный нрав и обычай не скоро умирают, сколько ни пиши запрещений.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Эта книга — о жизни, творчестве — и чудотворстве — одного из крупнейших русских поэтов XX пека Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем. Читатель оказывается сопричастным главным событиям жизни Пастернака, социально-историческим катастрофам, которые сопровождали его на всем пути, тем творческим связям и влияниям, явным и сокровенным, без которых немыслимо бытование всякого талантливого человека.
Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.
Держать людей на расстоянии уже давно вошло у Уолласа в привычку. Нет, он не социофоб. Просто так безопасней. Он – первый за несколько десятков лет черный студент на факультете биохимии в Университете Среднего Запада. А еще он гей. Максимально не вписывается в местное общество, однако приспосабливаться умеет. Но разве Уолласу действительно хочется такой жизни? За одни летние выходные вся его тщательно упорядоченная действительность начинает постепенно рушиться, как домино. И стычки с коллегами, напряжение в коллективе друзей вдруг раскроют неожиданные привязанности, неприязнь, стремления, боль, страхи и воспоминания. Встречайте дебютный, частично автобиографичный и невероятный роман-становление Брендона Тейлора, вошедший в шорт-лист Букеровской премии 2020 года. В центре повествования темнокожий гей Уоллас, который получает ученую степень в Университете Среднего Запада.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.